= КОН =
Ирония судьбы
новогодняя быль
Наши братья меньшие — кошки, собачки, рыбки и птички — а также менее одомашненные братья наши — белки, зайчики, мышки и ёжики — подают человеку бесконечную уверенность в том, что все животные (по крайней мере в рамках одного вида) — на одно лицо. Для взгляда человеческого они неотличимы и единообразны; стиль жизни животных всегда опирается на неизменную одинаковость мышления и повадок — и это даёт повод думать, что изучение жизненного цикла одной лишь особи является достаточным для того, чтобы получить мнение обо всех остальных без дальнейшего разбору. Каждый отдельно взятый бурундук, как думают люди, лишён индивидуальности; ему, бедолаге, надлежит сооружать лишь одинаковые типовые проекты гнёзд, берлог и хаток, утверждённые единожды на небесах, только чтоб соответствовать закреплённому мифу о том, что грызуну на дано реализовывать никакие архитектурные и социальные вольности, которые человек волюнтаристски присвоил любимому себе. Зато в качестве преимущества общественной безличности, как многие думают, бурундуку при попадании из своей кровной стаи в любую другую не придётся испытывать никаких затруднений, связанных адаптацией к новому коллективу, поскольку там всё строго одинаково и предсказуемо для него изначально — а значит, и с ним будут происходить те же самые события, что и в предыдущем месте прописки. Он с лёгкостью воды, перелитой из одной плошки в другую, не изменит своего содержания и не потеряется во всей звериной ойкумене в силу повсеместно одинаковых названий мест и организаций.
— Чипя, а, Чипя? — спросила вдруг, наряжая ёлку, Гаечка.
В её голосе прозвучали настолько праздничные и многообещающие нотки, что бурундуку, потянувшемуся было за новой порцией украшений в ящик, пришлось притулить к нему хвост для сокрытия возникшего дрожания и, натужившись неимоверно, произнести:
— Что?
— А давай встречать новый год вместе?
— Конечно вместе! — мысленно вытерев пот, ответил Чип. — Мы и собирались вместе!
— Не-е-ет, ты не понял, дурашка! Давай совсем вместе, а?
— Что значит: совсем? Я не понимаю…
— Ну… без «Спасателей»…
— Как без «Спасателей»? — Чип начал сползать по невидимой стенке вниз. — Это невозможно… Куда мы их денем? Я в некотором роде даже капитан команды! Для нас всех это командообразующий праздник старых неразлучных друзей. И потом, Рокфор уже салат приготовил из чеширских долгоносиков, а я так люблю этих маринованных созданий, когда мыш бывает в кулинарном ударе! Не можем же мы выкинуть его самого с этого праздника!
— Ну, тем более, возьмём свои порции, посидим вдвоём.
— Ну где ж мы их съедим-то, если не дома у ёлки?
— Ой, Чипушка, какой же ты непонятливый! — засмеялась Гаечка. — Именно здесь — дома у ёлки.
— Как здесь?.. — окончательно запутанный Чип запнулся на слове и о бортик ящика, покачнулся, перевернулся, погрузился в ёлочные украшения целиком, затем с мишурой на голове вынырнул оттель и разом выпалил:
— А все «Спасатели»-то как?!
Гаечка махнула рукой:
— Рокфор вообще предлагает встречать новый год на дереве у наших белочек.
— Ну… — почесался Чип. — Он давно пытается подкатить к их маме…
— Ха! он ещё не знает, что они договорились: мамаша уйдёт на всю ночь к своей подруге! — прыснула мышка.
Бурундук попытался вырвать голову из опутавшей её мишуры.
— А, ну если ты хочешь, — не прерывая активной деятельности, сказал он, — тогда да, конечно, можно пойти на беличий огонёк…
— Чипя… — выдохнула мышка.
— А? — выглянул из-под мишуры Чип.
— Я хочу встречать новый год с тобой. Только с тобой.
— Правда? — перекосился бурундук в осознании того, что весь момент, о котором он мечтал, по его ощущению, столетиями, оказался испорченным какой-то мишурой, в которой он выглядел, как недоучившийся клоун. Это было ещё хуже того случая, когда на свадьбе Дейла кто-то со стороны невесты обидно бросил ему, что у него-де нос как у клоуна: большой и красный; а Дейл возьми да сбегай и принеси из своих игрушек позаимствованный в цирке настоящий красный клоунский нос. Всё бы ничего: предъяви эталон — да и только! — но Дейл, не будь Дейлом, ещё и напялил себе на голову, да так и не смог его снять. Их так и поженили: Фоксю и того парня с большой резиновой красной головой. Гости чуть не поумирали со смеху, каждые пять минут крича: «Горько!» — и таращась на то, как молодые производят самый безопасный в мире поцелуй. Хотя нет, этот номер всё же остался непревзойдённым.
— Глупый какой! — хихикнула Гаечка.
— Я не привык встречать новый год в таком меньшинстве, без друзей, — произнёс раздосадованный Чип, с трудом освободившийся от мишуры.
— Они тоже будут при деле, Чип, — уверенно сказала Гаечка. — Роки оставит нам свой салат, Дейл отдаст тебе свой клоунский нос, — На этом Чип судорожно вздрогнул. — Вжик прожужжит нам здравицу на прощание — и всё! У нас идеальные друзья!
— Слушай, а это замечательная идея, — поразмыслив, произнёс бурундук. — Что же это она мне самому-то, первому, в голову не пришла?
— Ха, кто-то же из нас двоих должен был быть мозгом операции! — залилась смехом Гаечка, и Чип, приободрясь, решил, что момент-то не так уж и плох.
По одной из многочисленных дорожек парка на весьма значительной скорости перемещалось нечто, что отдалённо могло бы прослыть гордостью отечественной нанотехнологии и летящим в ведро мусором одновременно. Благодаря ясной погоде и выглянувшему на зимнем небе солнцу, нечто ещё и блестело, как новый мотоцикл, хромированным блеском и на него же походило манерой бешеной езды. По мере приближения чудо-штуковины и увеличения деталей можно было бы различить настоящую крысу, прямо восседавшую на ней. Общий вид картины должен был испугать несведущего человека, парализовать его разум и утвердить во мнении, что Апокалипсис наступил и вот-вот ему воздастся за грехи его. На самом деле летящей вперёд машиной управлял её создатель и неутомимый экспериментатор Спарки, наш хороший знакомый. Данный аппарат был нарочно создан им для доказательства его теории самоперемещаемого мусора, и теперь на практике он доказал, что только он способен двигаться против всех законов природы и ветра. Он гордо назвал его «искроцикл» за отсутствие надлежащей изоляции и рассчитывал защитить диссертацию в подвале одного из университетов. Описание самого аппарата не заняло бы много места, поскольку более чем полностью он состоял из фонарика на две батарейки и двух вращающихся консервных банок, снизу к нему прикреплённых. Кроме очевидной комфортности езды, свесив ножки в обе стороны, фонарик давал свет прямо по курсу в тёмное время суток. Днём же эта по-настоящему прорывная машина без каких-либо намёков на амортизаторы летела по гравийной дорожке парка с таким грохотом, что бесшумный электродвигатель, в ней установленный, плакал навзрыд о бесполезности своего существования. Сам Спарки нарядился под стать своему новому металлическому другу — во всё чёрное и по погоде дня. На нём был стянутый на поясе балахон из старой овечье-человечьей вязаной шапки с прорезанными дырками для рук и крысиной головой вместо помпона. Это был совершенный всадник постапокалипсиса, несущийся навстречу своей неведомой цели и внушающий ужас одним своим видом.
Сбавя заметно скорость, он сделал вираж, разметав позёмкой мягкий снежный ковёр у обочины, и подъедал к кормушке для белок. В ней, как всегда, было полно народу, но все таращились, глядя вниз, и никто не решался ничего произнести. Спарки поднял мотоциклетные очки и приветливо помахал рукой белкам. Те немного оживились.
— Простите, вы не скажете, как проехать к штабу «Спасателей»? — спросил он.
— Вон за теми высокими деревьями, налево, сразу за фонтаном будет лужайка, — ответила самая бойкая белка, имени которой мы не знаем, — а посреди неё огромный дуб и цепь на дубе том…
— Да вы шутите, уважаемая! Вы имели в виду: штаб на дубе том?
— Нет-нет! Именно цепь. Забираетесь по цепи кругом, и сверху, на самом большом суку, будет сидеть кот.
— Толстопуз! — в ужасе вскричал Спарки и схватился за голову.
— Нет, не пугайтесь, вот сейчас я пошутила. Скорее, там будет мышь. Это и есть то, что вам нужно.
— Спасибо, я перед вами в долгу! — сказал благодарный учёный и направил свой драндулет в указанную сторону.
— Да! Мы будем встречать новый год вдвоём! — сказал в полном предвкушении Чип.
— Та-а-ак… — замлела Гаечка.
— Ты — и я! Я выпью всю жидкость, которой ты смазываешь механизмы.
— Та-а-а-ак…
— Э-э… Разбуянюсь.
— Ну!
— Расхрабрюсь!
— Та-а-а-а-ак…
— И наконец скажу тебе всё, что я должен сказать, — произнёс уверенно он.
— Чипка! — расплылась, на глазах пунцовея, Гаечка. — Неужели ты сделаешь мне предложение после такого многолетнего знакомства?
Бурундук раскрыл рот для произведения нового звука, но сила смущения поглотила его: он завертелся, как грешник на сковороде, вскочил и, мечась по комнате, мучительно выдавил из себя:
— Давай подождём до нового года! Должны пробить куранты… — Он не знал, как ещё можно оттянуть приближающееся счастье, и только повторял: — Подождём давай… Давай подождём…
Гаечка разом потупилась, поджала губы, и с печальным выдохом произнесла:
— Да нет, я просто боюсь, что у тебя никогда не хватит смелости.
— Ну, это… — собрался с мыслями Чип. — Это трусость старого холостяка. Ты знаешь, я же делал уже предложение одной девушке. К моему великому изумлению, она согласилась… Но потом, когда я представил себе, что она будет жить в моей комнате вместо Дейла и каждый день, как он, мелькать у меня перед глазами — туда-сюда! туда-сюда! — и делать ещё большие глупости, чем он, — я не выдержал и сбежал с Дубн
— В город Большого Дуба… — понимающе вздохнула Гаечка и продолжила, проникновенно глядя ему в глаза: — А от меня ты тоже убежишь?
— Нет, — покачал он головой. — От тебя не убежишь. Всё решено окончательно и бесповоротно! Держался-держался — и хватит!
Тем временем Спарки подрулил на своём железном коне к лужайке, которую сразу же узнал. Это место моментально заиграло в его памяти трогательными воспоминаниями; он улыбнулся шире глобуса и, остановившись возле дуба и прикопав своё бесценное транспортное средство в ближайшем сугробе, направился прикоснуться к священному дереву впервые за долгое время. В его походке читались явные последствия многочасовой тряски на драндулете, больше похожие на содрогания нервно-паралитика, ищущего поликлинику не в своём районе. Ему едва удалось остановить эту дрожь, которая так же была сладка, как и воспоминания. Наконец, он полез наверх, где всё оказалось так же узнаваемо. Та же вывеска, даже приёмные часы не изменились! Спарки сладко выдохнул и постучал внутрь.
На удивление, ему быстро открыли, и он уже занёс было ногу, чтобы шагнуть за порог, как дорогу ему перегородила Фокси, которая уставилась на него, словно на надоевшего кредитора.
— Фоксияма Дмитриевна! — раскрыл он по инерции свои объятья.
— Тише! — грозно скомандовала она, вытирая руки о передник, ещё более розовый, чем она сама. Однако он не вполне расслышал этой команды, потому что всё ещё не вынул затычки для ушей, необходимые для езды, и только быстрое избавление от них вернуло ему слух.
— С наступающим и обороняющимся! — лучился празднично Спарки.
— Чего ты кричишь?! — с внятной расстановкой произнесла она, не собираясь впускать его внутрь.
— А что происходит?.. — немного потупился добродушный крыс.
— Фокси! Кто там пришёл? — донёсся из глубин дома голос Чипа.
— Соседка пришла за папайей! — отозвалась обратно в недра «спасательского» дупла мышь.
— Что случилось? — теряя настроение, начал недоумевать Спарки.
— Спаркий, зайди завтра, слышишь! — внушающим шёпотом сказала она.
— Как завтра? Я завтра не могу: я сегодня укатываю в Дубну!
— Счастливого пути! — просияла деланно Фокси и захлопнула дверь перед его носом.
Спарки молча посмотрел на дверь, на идеальную дубовую фактуру, раскрывшуюся перед ним в новом свете, почесал свой длинный нос, ещё немного за ухом и снова постучал в дверь, но уже громче и настойчивей.
— Чего ты буянишь?! — снова выглянула летучая мышь, которая знала, что он не отстанет, и потому даже не отходила от двери.
— Фокси, кто там опять? — снова послышался голос Чипа из глубоких недр.
— Тётя Шифоньера прислала посылку с накладными усами! — отозвалась обратно мышь.
— Фокси, дорогая… — продолжая недоумевать, спросил Спарки. — Помнишь, как ещё совсем недавно ты всем давила по ушам, что надо говорить всегда только одну правду? Помнишь, нет? Было это?
— Бывают такие случаи, — ответила, щурясь, мышь, — когда неплохо и соврать.
— Да?
— Да!
— А то, что нас в бане должны уже ждать всей мужской командой — это ничего? — попытался возмутиться крыс, тыкая пальцем в свои наручные часы размером с хороший будильник.
— Ничего! — флегматично пожала плечами мышь.
— А из бани — я сразу мчусь в Дубну!
— Ну и отлично: полкоманды уже с утра там готовят пар.
— А наш драгоценный Чип? Мне надо с ним всего на пару слов.
— Повеселитесь сегодня без него! — отрезала мышь, хотя не упустила случая поинтересоваться: — Кстати, а чего ты потерял в Дубне? Тут, что ли, своих листьев мало?
— Да обычная командировка в наш центр научной мысли. — Спарки выдержал важную паузу. — Мне надо немного прокачать свой «искроцикл» ядерной энергией, — и добавил уже шёпотом: — А что тут случилось-то?
— Пока это тайна… — загадочно ответила Фокси.
— Ну какая тайна?
— Со временем ты всё узнаешь.
— У Чипа появилась своя личная тайна? Причём такая, что даже у тебя есть интерес её скрывать… — на секунду задумался вслух аналитически мыслящий крыс. — Небось всего лишь прикрываешь его амурные тылы?
— Иди в баню!!! — это всё, что услышал Спарки перед тем, как тяжёлая дубовая дверь затворилась перед его носом уже окончательно. Удивлённый в целом такой встрече и убедившийся на очередном примере, что дипломатия не его конёк, он поспешил в сторону бани, располагавшейся совсем недалече, где-то в соседнем дереве.
Когда украшение ёлки было закончено, Гаечка как-то быстро засобиралась и, сославшись на важные новогодние дела, убежала в свою комнату. Чип нехотя побрёл за ней. В мятежных чувствах он зашёл к ней и, с порога наращивая уверенность, продолжил тему незаконченного разговора:
— Гая!
— Что? — Она была уверена, что Чип последует за ней, а потому её ожидание было уже порядком распалено, и сладкие предчувствия её не обманули.
— Гая… Дело в том, — начал Чип, — что… как это говорится?.. Я люблю тебя!
Мышка пристально смотрела на него и не говорила ни слова.
— Хочу, чтоб ты стала моей женой, — наконец он выдавил это из себя.
— Но я же вечно буду мелькать у тебя перед глазами! — улыбнулась Гаечка.
— Мелькай! — кивнул головой Чип. — Мне даже этого очень хочется! Ведь это же не настолько изменит нашу командную жизнь: ты просто появишься ещё и в области личного пространства.
Гаечка буквально закатила глаза от счастья, но мигом очухалась от секундной слабости и бросила:
— Погоди! — Она простёрла руку за тумбочку и извлекла оттуда внушительный разводной ключ. — Вот ключ от моей двери. В одиннадцать приходи сразу ко мне.
Чип завороженно взял его в обе руки и, словно получив воздушный шарик, мысленно улетел куда-то в облака.
— И салат сюда принеси, — добавила она.
— Салат? — повторил бурундук, не вполне разумея даже смысл сего слова. — Подожди… Я не понял главного: ты согласна?
— Но я же выдала ключ? — лукаво ответила она.
— А это что значит? — спросил бурундук со своих облаков.
— А ничего это не значит! Понял? — засмеялась Гаечка.
— Нет… — расплылся в глуповатой улыбке Чип.
— Тогда до вечера! Или тебя что-то смущает?
— Меня смущает, что ключ «разводной». Это намёк на что? Как будто мы собираемся развестись, а мы наоборот…
— По-твоему, разводной ключ — это инструмент для расторжения брака? — прыснула Гаечка и засмеялась как только могла, настолько проникающе, что уже, трясясь от смеха, едва смогла вытолкать его из комнаты со словами: — Иди! иди!
— Гая! — успел он напоследок бросить в закрывающуюся за собой дверь. — Но с командой «Спасателей» всё-таки не очень хорошо получилось…
— Обойдутся! — послышалось из-за двери, затем громко лязгнул замок, говоря о том, что сеанс связи закончен.
Чип повертел в руках ключ, по привычке осмотрел на наличие неисправностей, затем быстро забросил его в свою конуру и направился на кухню, где Фокси должна была заправлять салаты и нарезать овощи в виде букв и звёздочек.
— Фокси! — сказал Чип, войдя на кухню. — Ты знаешь, мой дорогой крылатый друг… — Он воссел с королевским достоинством на табуретку и, опасно запрокинув голову с риском упасть навзничь в салаты, с чувством сказал: — Мне кажется, я женюсь!
— Мне тоже так кажется, — ответила она с плохо скрываемой улыбкой.
— Полагаю, ты будешь рада тому, что я возьму в жёны одного из членов нашей команды?
— Ты же на ней женишься, а не я! — прыснула мышь.
— Но ведь ты тоже член команды, и это тебя касается, как и касается всей атмосферы внутри коллектива и всей «спасательской» деятельности и даже всего города в целом!
— Важно, чтоб ты это помнил после женитьбы. Не то в одночасье окажется, что всё вышеперечисленное само собой отошло на второй план.
— Значит, я так понимаю, тебе эта идея не нравится?
— Не могу сказать, чтобы я была от неё в восторге, но, в общем, я понимаю одно: если ты сейчас не женишься, то уже не женишься никогда. А в целом мне это симпатично; она моя подруга, я сама жена «Спасателя» и мне было непросто вписаться в команду, ты помнишь… А если бы твоя избранница не смогла вписаться совсем, что бы было тогда? Я бы не хотела стать свидетелем такого случая, когда команда разрушается по семейным обстоятельствам и все остаются недовольными и несчастными. Ты же говорил об общей атмосфере? И об ответственности за весь город. Словом, женившись на ком-нибудь другом, ты можешь совершить общественно опасное деяние. Я против! Так что Гайка — твой идеал, я не сомневаюсь. Ты и так по ней столько времени сохнешь — я всё вижу: у меня — инфракрасное зрение! И потом, я, как она сама сказала, тоже — «идеальный друг»! Сейчас я всё вам тут приготовлю и сама улечу к белочкам!
Чип выслушал всю эту тираду молча, улыбаясь куда-то в потолок.
— Одного я не пойму, — продолжила мышка. — Зачем ты говорил ей про Дубну?
— А что?
— Когда делают предложение одной девушке, не вспоминают про другую.
— Ах, вот так делают?
— Ах, вот так!
— Ну, теперь я знаю, как делают предложения! — подытожил Чип и вдруг вспомнил: — Скажи, кто это всё тарабанил во входную дверь? Спарки, что ли? Он должен был приехать.
— Спарки, Спарки. Он уезжает в ту самую Дубну. Я его выставила, чтоб он вам не мешал.
— А может, мне всё-таки пойти в баню? Они меня там уже, наверное, заждались в бане, а? — скорее риторически спросил Чип.
— Я бы не возражала против того, чтобы мой жених пришёл на свидание чистым.
— Ну вот и решено! — хлопнул себя по коленке капитан гордых «Спасателей». — Иду мыться!
— Я понимаю, — сказал Дейл, забрасывая свежую простынь на левое плечо, — ванная в каждом дупле — это правильно. Да, это удобно, это цивилизация!
— Это ты мне говоришь? — резонировал Спарки.
— Тебе! — подтвердил бурундук и продолжил: — Но сам процесс мытья, который в бане выглядит, как торжественный обряд, в ванной — просто смывание грязи с запачканной шкурки.
— Это ты мне говоришь? — резонировал крыс.
— Да, тебе! — утвердил снова Дейл и продолжил свою ежегодную лекцию: — И потом, доброе пожелание «С лёгким паром!» — в ванной, а? Ну, разве в ванной есть пар?
— Дейл прав! Баня очищает, — подтвердил Рокфор.
— Ой, ребята, как тут ни прекрасно, а мне пора! — вдруг для всей компании сказал Чип.
— Всё-таки ты нехороший зверь! — опечаленно осадил его Дейл, а Вжик даже слетел и уселся ему на коленки, как бы останавливая его.
— Почему?
— Ну… Мы все ждём…
— А чего вы все ждёте-то? — изумился Чип.
— Ты что хочешь — продинамить коллектив? Не хочешь отметить свою свадьбу?
— Здесь? В бане, что ли?!
— Нет ребят, вообще-то Чипстер прав, — покачал вспученной головой Спарки. — Чем можно позабавиться в бане, кроме возлияний воды?
— А! Если бы не я, — рыкнул Рокфор, — вы бы все без меня давно пропали!
Он пробрался от компании к своим вещам, раскрыл вместительный портфель и выудил из него предмет, похожий на раздувшуюся волынку:
— Вот! Держите!
— Что это, водяной кальян? — спросил изобретательный Спарки, хватаясь за этот кожаный бурдюк и крутя его во все стороны.
— О, сдаётся мне, я знаю, что это за штука! — потёр ладошки Дейл. — А ты соски не захватил?
Роки хлопнул себя по лбу, покрытому вспаренными волосами, снова полез в портфель и выудил оттуда ровно четыре детские соски. Пока мыш насаживал их на ножки волынки, Чип наклонился к крысу и полушёпотом таинственно произнёс:
— Это известный в узких кругах аттракцион под названием «весёлая волынка Рокфора».
Вжик в жутком содрогании закрыл глаза руками, прожужжав что-то вроде: «Опять они взялись за своё…» и «Я домой на разведку!» — и быстро покинул помещение.
— Да-а, — подтвердил сам автор этого произведения, махнув рукой вдогон удирающему муху. — Я подумал, вдруг она нам тут пригодится? И захватил с собой.
— Что ты в неё зарядил на этот раз? — спросил прямо Дейл.
— Как всегда, добрый компотик, — не моргнув глазом, ответил мыш, — из чистого, как слеза берёзки, сока душистой груши.
— Я понимаю, тут какой-то подвох?.. — заподозрил коварное дело Спарки.
— Не беспокойся так, парень! — успокоил его Роки и потряс упругую бурдючину, пытаясь по звуку выгадать степень её готовности. — Он должен был уже хорошенько забродить…
— А, да-да-да, понимаю-понимаю! Это всё меняет, — тоже потёр ладошки Спарк.
— На счёт три присасываемся! — скомандовал Рокфор.
— Нет, ну я… не-не-не! — замахал руками Чип. — Нет, я не буду! Не-не-не: не могу!
— Ребята! — широко расплылся Спарки. — Только под одной затяжечке, чисто на пробу, потому что мне лично — на вокзал.
— На какой тебе вокзал? — замер в недоумении Роки.
— На Савёловский. Там рядом радиорынок… Мне надо ещё успеть разжиться там детальками, — закивал головой крыс.
— Люди, не волнуйтесь! — успокоил всех Дейл. — Всем надо быть в форме — всем надо новый год встречать.
— Ребята, давайте завтра, а? — колебался Чип. — Нам даже не надо ничего организовывать: мы и так дома неразлучны! Давайте я вас там и с женой познакомлю, а?
— Завтра я буду уже в Дубне! — убеждённо сказал Спарки, облизывая губы перед приёмом волшебного напитка. — Ну, на раз-два-три?
— А всё-таки интересно, дорогой наш Чипс, — вместо тоста спросил Роки, — что ты в конце концов выбрал?
— Не что! — возмутился Чип, — а кого! — Он покосился на соску, которую ему сунули почти в самый нос, и немедленно скривился: — Это ужасно… Компот после дубового сока!.. У меня ночное дежурство было, сотни вызовов по городу…
— Вот те шоколадка, — поковырялся где-то Дейл. — Какая ни на есть, а всё-таки закуска.
— Ладно! — сдался капитан. — Давайте по затяжечке — и всё!
— Спарки! — обратился к «новенькому» Роки. — Скажи тост!
— Да, ты из нас самый умный и красноречивый! — поддержал Дейл.
— Давайте выпьем за Чипушку, доброго капитана «Спасателей», — начал, откашлявшись, крыс.
— Спарки! Спарки! Перестань! — попытался перебить его Чип.
— Нет, давайте без дураков! — продолжил тост Спарки. — Самого застенчивого действительно из нас грызуноида, который наконец преодолел в себе это качество — и женился! Что характерно — последним! Чипс — последним из всех нас! А сейчас серьёзно, как друзья: будь счастлив!
— Будь счастлив! — подхватили все остальные, и растроганный Чип покачал головой:
— Спасибо… Да, за это надо выпить.
— Ну вот! Это голос мужчины! Это серьёзно! Это да! — проголосили все, и Роки немедля продвинул в центр компании свою баклагу, так чтобы в сторону каждого смотрело по соске, и скомандовал:
— На раз — сглотнули, на два — приложились, на три — весёлый старт!
Все приготовились. Рокфор поднял вверх один палец — все сглотнули слюну, Рокфор поднял вверх два пальца — все присосались к волынке, Рокфор поднял вверх три пальца — и тут же сдавил её обеими руками — и жидкость стремительными струйками побежала в рты.
На лицах Спасателей читались разные эмоции, самой широкой глубины и спектра. Рокфор со взглядом знатока процесса давил усердно, однако он и не думал выдавливать сразу всё за один приём и вовремя остановил подачу. «Спасатели» отпустили соски и выдохнули — и душистый грушёвый запах распространился по всему банному отделению. С минуту все сидели в сладком благоговении, смакуя удачную выдержку напитка. Наконец Рокфор, почмокав напоследок от удовольствия губами, спросил Чипа:
— Слушай, а как её зовут?
Словно пробудившийся, бурундук замахал сначала руками, пытаясь набрать от волнения воздуху в лёгкие, но тут Дейл ловко запихнул обещанную шоколадку в ему рот, и Чип пробубнил что-то вроде:
— У неё пвеквафное има! Гая!
— Прекрасное! — подхватили все.
— А что самое примечательное — редкое! — кивнул Спарки.
— Да хотя бы такое же, как и у нашей Гаечки! — подтвердил Дейл.
— Чип, что это значит? — выпалил ошарашенный Роки. — Ты хочешь сказать, что…
Все вдруг пооткрывали рты и уставились на виновника события, ожидая объяснений. А тот, сохраняя внешнее спокойствие, осторожно вытер остатки шоколада с губ, а пальцы — с не меньшей элегантностью — о простынь. Затем вместо слов он привстал и, с большим размахом запрокинув голову, кивнул до самого пола.
— Ребята! Ребята! — первым очнулся Дейл. — Положение безвыходное!
Да от такой новости «Спасателям» ничего и не оставалось делать, кроме как, стуча по столу всеми конечностями, дружно скандировать:
— За Гаечку надо выпить! За Гаечку до дна!!!
Рокфор пожал Чипу его влажную лапку, приобнял по-братски и сказал:
— Ну, ты понимаешь, дружище: между соской и второй — перерывчик небольшой!
Никто уже не слушал отнекивания и отбрыкивания Чипа, со всех сторон кричали:
— Ну, Гайка, будь счастлива! Ну, ура!
— Эх, мужики, какие же вы всё-таки прохиндеи! — выдавил из себя капитан.
— Расскажи, а как вы с ней познакомились? — спросил в тему Спарки.
— Не тролли жениха, хвостатый! — потрепал по щеке крыса Рокфор.
— Да-а, история, как мы познакомились с Гайкой, — это отдельная картина! — согласился Дейл. — Как она нас тогда чуть не убила…
— Во всём виноват Рокфор! — пытался отшучиваться Чип.
И волынка как-то сама собой пошла по второму кругу — и лёгкое блаженство разлилось и осело на стенах банного отделения снова.
— Если в таком темпе мы будем продвигаться — я на радиорынок не попадаю! — заметил мутным глазом Спарки.
— Положитесь на меня! Я никогда не пьянею! — ударил себя в грудь Дейл.
— Уговорил меня чёрт пойти с вами в баню! — мотал головой Чип. — Вот ещё Гайка подумает, что я алкоголик!..
— Ну а теперь, — важно сложив не груди руки, сказал Дейл, — расскажи, как ты с ней сошёлся так, что я этого не заметил, и, мало того, об этом не знала моя любимая лётчица-планеристка Фокся? Или она знала, но не проболталась?
— Это ты мне? — произнёс Чип слегка уже подвязшим языком.
— Да!
— С кем я сошёлся?
— С Гаей. Или у тебя есть ещё кто-нибудь?
— Нет, у меня никого нет! Я холостой!
— О-о! — взревела вся публика. — Выпьем за холостяка!
И волынка снова показала всем своё волшебное радушие. Однако тут Чипа и понесло. Он забрался на магазинные весы и с них, как с трибуны, призывно обратился в массы:
— Ребята! Ребята! Люди! У меня родился очень важный тост!
— Не-не-не, — погрозил пальцем Дейл. — Тебе больше нельзя: ты сегодня женишься!
— А, не-е, я не забыл! — отмахнулся оратор.
— Ну, если ты забудешь, я тебе напомню! — указал Дейл. — Потому что я не пьянею никогда. Да, у меня такой красный нос — но не поэтому!
— Ребята! — продолжил Чип. — Давайте выпьем за нашу «спасательскую» дружбу!
— Умница! Красиво говоришь! — зааплодировали снизу. — Ты прирождённый миллиоратор!
На весы с объятьями полез Спарки:
— Подвинься! Подвинься немножечко. Давай, давай сфотографируемся… э-э, взвесимся на брудершафт, а?
Это нашло такую бурную поддержку всего собрания, что все вскочили и тоже порывались забраться на весы, смеясь и падая.
— Итак, сколько мы с тобой в сумме потянем? — пытался доискаться до результата эксперимента Спарки, но Чип плохо слушающимися пальцами так и не смог убедить весы заработать, и, не дождавшись, крыс поднял руки вверх: — Ребят, ребят! Родился лирический нежный тост!
— Всё! Всё! — вскочил вдруг Дейл и показал руками полный крест. — Нам нужно на вокзал!
— Зачем, а? — покосился вполне раздухарённый Спарки.
— Кто-то из нас едет в Дубну, — напомнил Дейл.
— Да-а? — хором выпалили на весах.
— Хто? — завертел головой Чип.
— Ребята, поехали, поехали скорее! — вскочил Роки. — По дороге разберёмся.
— Не поехали, а полетели! — продолжал жечь Спарки. — Пристегнулись простынями, от винта! — и принялся орать против всякого музыкального слуха, подтягивая под это остальных, зависших на весах: — Пад кры-лом сама-лёта…
— Душевно, душевно! — настойчиво потребовал от всех Чип, и хор внял и подхватил — вразброд, понизив голос до задушевной ноты:
— …О чём-то поёт зелёное море тайги…
— Ещё раз! — взмахнул по-дирижёрски Чип.
— Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги… — пропели все, обнявшись вчетвером, уже почти шёпотом, и рассмеялись во влажной атмосфере банного блаженства.
— Ещё компотику на дорожку? — потряс остатками волынки Рокфор.
— Внимание-внимание! Объявляется посадка на электропоезд, следующий рейсом
«Спасатели» сидели вразвалку за столом кафешки «Космодрома». Двое дремали в хорошем сне, а Роки и Дейл ещё держались на ногах. «Космодромом» у местных мышей называлось весьма злачное полуподвальное место, выходящее на широкую привокзальную площадь, где располагались разнообразные ремесленные мастерские, торговые лавки и развлекательные заведения мелких грызунов, объединённые в торгово-промышленный союз МышПромХоза. Здесь можно было купить абсолютно всё или жить, вообще не выходя за пределы этого потребительского мира. Здесь никогда не всходило и никогда не заходило солнце, а богатейшие мыши города умудрялись пускать на ветер свои состояния в местном казино. Нетрудно догадаться, что «Космодромом» его прозвали из-за астрономических цен, и это название прижилось.
— По-моему, это наша электричка, — сказал нетвёрдым языком Роки, донося последний морковный тефтель до рта и вытерев салфеткой все следы его поглощения.
— Я с тобой согласен, — качнул головой Дейл.
— А ты не помнишь, кто из нас едет? — неожиданно задумался мыш.
— Нет, — мотнул головой бурундук, хотя через некоторое размышление добавил: — Постой, положись на меня! Пойдём простым логическим ходом.
— Пойдём вместе, — кивнул Роки.
— Пойдём вместе! Ты едешь в Дубну?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
— И я нет.
Удовлетворённые промежуточным итогом парни сошлись в рукопожатии, и Дейл продолжил:
— Спарки может ехать в Дубну?
— Может.
— Может, — повторил Дейл. — А Чипстер?
— Тоже может.
— Тоже может, — повторил бурундук. — Они оба — могут.
Удовлетворённые вторым промежуточным итогом парни сошлись в рукопожатии, и Роки, недолго думая, предложил:
— Кинем жребий?
— Мы не будем полагаться на случай, — убеждённо ответил бурундук и, хорошо соединяя мысли, продолжил: — Мы в бане пили за что? За Чипа. Потому что он женится.
— У тебя поразительная память! — признался мыш.
— Сейчас не об этом! — отринул комплименты Дейл и решил: — Значит! Чип едет в Дубну на собственную свадьбу. И он сам бы об этом сказал, если б его не развезло от усталости!
— Подожди! — поднял палец вверх Рокфор. — Но Дубна не выглядит характерным местом справления свадеб.
— Хорошо, я тебе отвечу! — Дейл задумался. — Дубна — это чудесный город на Волге, где мы однажды ловили рыбу…
— Ловили рыбу?
— Да, ловили рыбу, ворующую перламутр у местных мидий. Мно-о-ого выловили. А в награду за возвращённую ценность мидии обещали перламутровых украшений — но Чип отказался, потому что тогда это было совсем ни к чему. А теперь — он хочет сделать Гайке подарок!
— Железная логика…
— Железная логика!
Удовлетворённые окончательным итогом парни сошлись в рукопожатии, и, не медля более ни минуты, Рокфор закинул Чипа себе на плечо и двинулся на посадку.
— Не-не-не, куда вы меня несёте? — сквозь сон бухтел Чип.
— Навстречу твоему счастью! — убеждённо бросил Дейл и добавил уже мышу: — Хорошо, что мы его помыли!
— Внимание-внимание! Заканчивается посадка на электропоезд, следующий рейсом
Удачно посадив бурундука на поезд снайперским швырком в закрывающиеся двери электрички, Рокфор отряхнул руки и положил одну из них Дейлу на плечо:
— Ну что, пора и зарулить к маме белочек?
Ехал Чип неважно, перекатываясь по полу, словно шар, ищущий лунку, и прижимая к себе, как бесценный дар, свой портфель с веником. Пассажиров в электричке было мало: едва бы набралось с полдюжины мышей-мешочников и мухи, которые за пассажиров не принимались ни при какой власти. Если бы не люди со своими кладями, заполонившие до половины всего объёма вагона, можно было бы даже ехать с комфортом. Впрочем, Чипу до комфорта не было особого дела: его не могли разбудить ни валенок, ни тележка на колёсиках, ни вой бродячих по вагонам музыкантов. Чип надёжно дрых.
По прибытию в Дубну поезд встал, и пассажиры, дождавшись выхода людей, тоже начали выскакивать на перрон.
— Парень, не спи! — гаркнул какой-то забулдыга и вытолкнул Чипа из поезда.
Однако тот был ещё не надёжен на ногах и шмякнулся в чью-то багажную тележку, которую тащили в сторону вокзала. Уже где-то внутри эти крысы заметили, что тащат лишний груз, и, несдержанно ругаясь, свалили Чипа совершенным мешком на сидения зала ожиданий и покатили по своей траектории дальше. Чип хрюкнул что-то нечленораздельное и, не сидя ни секунды смирно, сквозь сон крикнул:
— Спарки!
Хомяк, сидящий рядом, покосился на него, поправил расшатавшийся штабель своего многочисленного багажа и со вздохом плюхнулся в сиденья обратно. Голова Чипа непроизвольно подскочила, зафиксировалась на небольшой высоте, очнувшийся бурундук отверз глаза, повращал ими вокруг и вопросил:
— Который час, а?
— До нового года два часа пятьдесят минут, — вежливо сообщил ему хомяк.
Чип снова закрыл глаза и попытался улечься поудобней на чужой багаж.
— Молодой человек, осторожней! — запричитал хомяк и принялся передвигать своё добро в связи с возникшей угрозой.
— Где я? — беспомощно спросил Чип.
— Там же, где и я.
— А ты где?
— На «Космодроме» у вокзала. Мой поезд на Тверь отменили, и в худшем случае я встречу новый год в этом кресле, — глубоко вздохнул хомяк.
— А в лучшем? — не догнал печали бурундук.
— Тоже в кресле. Только между ног у людей в трясущемся вагоне, — так же скорбно ответил незнакомец и тоже вдруг спросил: — А ты встречал когда-нибудь новый год в поезде?
— Нет, — помотал хмельной головой Чип. — Я не хочу.
— И я не хочу, а что делать?
— А ты — кто?
— Хомяк, — многозначительно ответил тот, и Чип это несомненно оценил.
— А мы провожали Спарки, и сейчас я иду домой.
— Очень хорошо — иди! — пожелательно сказал незнакомец.
— С наступающим! — улыбнулся и наконец ощутил себя проснувшимся Чип.
— И тебя так же! — ответил незнакомец, и ободрившийся бурундук протянул к нему руки, чтобы обнять на прощание, как старого записного друга, а может даже — и расцеловать, но незнакомец только отпихнулся:
— Не надо фамильярностей! — бросил он и нахмурился.
На том Чип уже на своих ногах переместился на привокзальную площадь, где сразу же уткнулся в таратайку, курсирующую вокруг «Космодрома» для доставки его клиентов, и с первой попытки забрался внутрь.
— Куда доставить? — буднично спросил водила, видя серьёзную усталость клиента.
— В штаб «Спасателей» на своё рабочее место! — воздев перст, заявил Чип, и водила, поняв, что перед ним большой начальник, ни секунды не медля, отправил таратайку в путь.
Дорога оказалась настолько быстрой, что Чип даже не успел задремать. Почти сразу же за вокзалом начинался лес, и вскоре показалась знакомая лужайка со стоящим посреди дубом. Чип даже не совсем успел вылезти из таратайки, как понабежали белки и наперебой залопотали:
— Это в «Космодром»? В «Космодром»?
Водила важно кивнул, подождал загрузки новых пассажиров и поехал по обратному маршруту. Посмотрев вслед отъезжающей машине, Чип запоздало крикнул:
— Люди, с наступающим вас! — и развернулся в сторону дуба.
Выйдя на лужайку, бурундук столкнулся и не смог разминуться с чёрным, как кошка, догом. Пёс был настолько велик, что должен был, скорее всего, носить кличку Император и есть брильянтовыми зубами из золотой миски. Едва сдерживаемый на поводке выгуливающим его хозяином, он двинулся к бурундуку, чтобы по-собачьи понюхать зверушку.
— Ой, какие люди! — распахнул свои объятья Чип. — Ну-ка! Ты меня не боишься?
Пёс вытянулся в лице и молча с большими глазами наблюдал, как бурундук, пытаясь допрыгнуть до его морды, неловко грохался на землю и вновь поднимался. Наконец Чип разуверовался в этой затее и, жестом подозвав дога поближе, простодушно и уверенно сказал:
— Не кусаемся мы, нет? Заходи в гости ко мне! Я на том дереве живу. Дай, Джим, на счастье лапу мне! Давай! Не дашь? Ну, с наступающим тебя!
Чип ещё пытался поцеловать дога в нос, но тот увернулся и вопросительно глядя на хозяина, отбежал на безопасное расстояние. А капитан «Спасателей» сделал ручкой и смело шагнул навстречу к родному дубу, напоследок сам себе ухмыльнувшись:
— Собаки тут ходят, надо же!..
Взяв портфель в зубы, Чип полез на дерево. За неимением большого количества бумаги опустим тот продолжительный рассказ, который должен был повествовать о тех муках, которые сопровождали Чипа при этом восхождении…
Забравшись-таки на парадный сук, он гулко открыл ногой дверь и ввалился внутрь. Сосчитав все доминошки носом и даже их сумму, Чип поднялся и, демонстрируя распростёртую пятерню темноте, заорал на весь штаб:
— А-а-а! Р-р-рыба!
К его удивлению, данный звук ничего не изменил в окружающем пространстве: по-видимому, дома никого не было.
— Гайка! — проорал он ещё раз для верности и, более не теряя времени, двинулся к ней. Во всём дупле растворилась мёртвая тишина; как он ни прислушивался, за дверью Гаечки было ещё тише мыши.
— Так-с, что тут у нас? — проговорил Чип, запустив обе руки в глубины своего портфеля.
И снова увидел свет тот самый здоровенный разводной ключ, выданный ему суженой как пропуск в счастливое семейное будущее. Едва не уронив себе на ноги, Чип приложился им к двери — и та без особого натиска открылась. Внутри он ещё раз на всякий случай позвал Гаечку и, удостоверившись в окончательном отсутствии хозяйки, разом расслабился до беззаботной улыбки и на правах нового хозяина бросил портфель в угол, шляпу — на шкаф, затем, противоестественно заламывая руки, исхитрился снять куртку и зашвырнуть её в крайний угол. Много пришлось повозиться со стягиванием водолазки, хотя и это ему также удалось. А дальше, не снимая штанов, потому что их никогда у него не было, он плюхнулся с долгожданным и выстраданным стоном на постель и заснул.
Ближе к
— Проснись, слышишь! Немедленно проснись! — задёргала она лежачего. — Вставай! Ты живой или нет?
Чип подал признаки жизни в виде недовольного храпа.
— Ах та-а-ак! Проснись! Немедленно проснись! Слышишь? — она затрясла его вдвое прежнего. — Вставай! Что ты здесь делаешь?
— Не надо меня трясти!.. Что я — груша, что ли? — буркнул бурундук и спрятал голову под одеялом. — Дай посплю немного…
— Как ты тут оказался? — разозлилась мышка и попробовала стянуть его с кровати.
— Да не надо тянуть меня… — цепляясь за тёплое место, пробурчал Чип.
— Вставай! — обрушила она несколько ударов по его филейной части.
— Ой, как больно… — проныл бурундук, но, не выходя из сонной расслабленности, бросил сначала: — Мешаешь спать мне! Кошмар… — а затем ещё и подушку, причём не целясь, зато точно ей в нос.
От такой наглости мышь на мгновение потеряла дар речи и сама не знала, что она сейчас сделает.
— Ну ладно, берегись! — произнесла она, подняла с пола подушечку и, отряхнув, положила на ближайший стул. Затем взгляд её прошёлся по комнате в поисках самого мощного оружия, пока не упал на самопальный чайник, который остался здесь с кухни. Она схватила его и метнулась зачерпнуть воды. Буквально через минуту, когда она вернулась назад, бурундук даже и не подумал изменить своего положения.
— Я в последний раз предупреждаю! — заявила она.
Но только возмутительный храп был ей ответом. Тогда она со всей решительностью полила воды в его осоловевшую физиономию. Чип со сна даже обрадовался тому, словно весеннему бодрящему дождю:
— Ой, как хорошо!.. Ещё дайте!..
Мышь немедля ливанула в него уже не жалея. Бурундук сначала расплылся в улыбке:
— Ой, поплыли… — От удовольствия он даже облизнул ставшие влажными губы, хотя затем лицо его начало меняться вплоть до полного огорчения: — Ну, что такое? Что такое… Ну что! Мокро же!.. Обалдели?
Чип с большой неохотой распахнул глаза и недовольно разворочился.
— С ума посходили все, что ли? — простонал он и начал подниматься с кровати. Мышка на всякий случай увеличила дистанцию, сжимая в руках чайник в качестве оружия ближнего боя.
— Я же те не клумба!.. — продолжил возмущаться Чип и тут впервые пристально, хоть и мутными глазами, посмотрел на мышь. И чем дальше он вглядывался, тем больше просыпался.
— О-ой… — пытаясь рукой развеять образ стоящей перед ним мыши, сказал он. В его планы представать таким перед Гаечкой не входило совершенно. Однако думы его прервал строгий её голос:
— Ты ли это, Чипполит? Что с тобой стало!
— Хто? — не понял он виновато.
— О, я даже не могла представить, что можно нахрюкаться до потери имени!
— Я же просто Чип — не надо так унизительно меня коверкать… А ты, что, я не пойму, не Гайка, что ли? — первым заметил эту засаду Чип, ворочая не очень уверенно шевелящимся языком. Тут и оппонирующая сторона заметила неладное, и оба они сблизились почти вплотную носами и принялись напряжённо рассматривать друг друга.
— Так ты не Чипполит!.. А какой-то тип! — звонко воскликнула мышь и, раскрепощённо сложив руки на груди, взмолилась небесам: — Боже мой, я сейчас чуть не умерла от разочарования и бог весть что начала думать!
Чип сидел на кровати в полном недоумении.
— Кто тогда ты такая, а? Какой кошмар… — он протёр припухшие глаза и выдал незнакомке: — Ну-ка давай, выметайся отсюда! И без разговоров!
— Это неслыханно! — оторопела едва только расслабившаяся мышь. — Что ты здесь делаешь? Кто ты такой?
— Я тут спим… — серьёзно ответил Чип и пытался улечься на кровати снова, но, видя, что призрак незнакомой мыши перед ним не исчезает, поднялся и опять затарахтел: — Что такое? Что те тут нужно?
— Ну-ка! Хватит дурака валять! — взъерошилась мышка.
— Почему? — удивившись напору, спросил бурундук.
— Что ты тут разлёгся?! — набросилась она на него, безуспешно пытаясь стащить с постели. — Ну-ка выкатывайся отсюда живо! Убирайся отсюда!
— Какое хамство! — возопил Чип. — Мало того, что ворвалась ко мне в штаб-квартиру, ведёт себя как бандит! — и для отражения агрессии запустил в неё метко и второй подушкой. — В чём дело, я не понимаю?
Мышка отскочила и развела возмущённо руками:
— К тебе в штаб-квартиру?!
— Да, я тут живу, с твоего разрешения! Уже лет как сто!
— А где, по-твоему, живу я?
— Этого я не знаю! Это мне совершенно неинтересно! Безобразие какое-то!.. — и тут Чип вспомнил: — Между прочим, сейчас сюда придёт моя невеста — Гая! И я не хочу, чтобы нас вдвоём тут застукали…
— Твоя невеста? — округлила глаза мышка.
— Да, моя! — упорничал бурундук.
— Объясни мне наконец, почему твоя невеста придёт искать тебя у меня дома?
— Ой, мне сейчас не до шуток… У меня голова разламывается!.. — схватился он за больное место и тут осёкся: — Ой… Который час, а?
— Боже мой! Скоро
— Почему ваши друзья хотят встречать новый год в нашем доме? — с возмущением спросил Чип, изготовясь вылакать из чайника остатки воды, однако незнакомка подоспела вырвать его из рук, успешно опрокинув всего бурундука с кровати на пол.
— Я пить хочу! — проблеял поверженный, еле поднимаясь. — Что ты с ума сошла? Почему безобразничаешь, ну?!
— Послушай! Ты хоть что-нибудь соображаешь? — приблизилась к нему мышь.
— Всё, безусловно, — не сомневался бурундук.
— Где ты находишься, по-твоему?
— Я у себя дома нахожусь, — гордо заявил Чип. — Теперь это и моя комната! Штаб «Спасателей», дуб, лужайка, парк…
— Да нет, это я живу в штабе «Спасателей», дуб, лужайка, парк!
— Нет, лапонька! — Чип попытался снисходительно потрепать её по щеке.
— Брысь! — рявкнула мышь и отвесила ему такую оплеуху, что тот скатился обратно на пол.
— Ну что ж ты хулиганишь-то, в самом деле?! — запричитал Чип, взбираясь обратно на постель. — Мы тут живём со «Спасателями»: комфортабельная штаб-квартира самогрызной проходки, полезная площадь
— Нет, это у нас, «Спасателей», комфортабельное дупло
— Поздравляю! У нас не очень большие штаб-квартиры…
— Очень ценное наблюдение!..
— Кто меня так закатал? — продолжал возмущаться Чип: теперь тем, что он не мог распутаться из одеяла.
— Я была бы крайне признательна, — не обращая на беспомощные одеяльные трепыхания никакого внимания, сказала мышь, — если б ты как можно скорее испарился!
— Не трепыхайте меня! — завыл бурундук, однако будучи в очередной раз повергнутым на пол, взвыл ещё громче: — Я требую уважения! — и уже громогласно: — Гайка! «Спасатели»!
— Они ушли! — убеждая его, сказала незнакомка.
— Убью! — зло выдавил Чип на едкий троллинг и метнул ещё одну подушку в мышь, бессильную против его попаданий. — Чьи «Спасатели» ушли?
— По счастью, — выглянула она из укрытия, — у нас какие-то разные «Спасатели»!
— Да-а? — смягчая надоевший гнев, молвил Чип и обмотанный в одеяло, аки в саван, направился к ней. Мышка опасливо глядела на его приближение, но вместо слов в лицо ей внезапно отправилась его давно блуждавшая отрыжка, и мышь с отвращением отступила ещё дальше.
— Пардон… — нижайше извинился Чип. — И обе команды ушли?
— Мне кажется, один из нас — сумасшедший! — вместо ответа промолвила она.
— Я догадываюсь кто…
— Я тоже знаю кто.
— На меня намекаешь? — произнёс он, впрочем уже без силы возмущения, потому что сомнения всё больше стали проникать в его душу. — Карау-у-ул… — затянул он и только сейчас, оглядев всё трезвеющими глазами вокруг, заметил: — А почему тут переставили платяной шкаф?
— Как его внесли, так он и стоит!
— И это… наш гарнитур… это польский гарнитур… стоил
— И
— Не, я дал
— Но это твоё дело!
— Кошмар какой-то… наваждение… — тяжело выдохнул Чип, оглядывая всё кругом и не вполне всё узнавая.
— О! И ширму нашу веерную умыкнули? — Он прошёлся по всей комнате. — А почему Гайка поставила на стол чужие тарелки?
— Наконец-то начинаешь прозревать, слава богу!
— А чего тут прозревать-то? — пытался срастить смыслы бурундук. — Значит, ты вошла, переставила мебель, поменяла тарелки… А куда ты подевала люстру из этих…
— Отвезла в комиссионку! — заявила мышь.
— Зачем? — не втупил Чип, и вдруг ему стало страшно от прозрения, упорно стучавшего в темечко: — Где я, а?!
— В штаб-квартире «Спасателей» на дубу лужайки парка!
— Ну правильно, это наш домашний адрес! Честное слово… Но у меня такое ощущение, что я почему-то не дома…
— Вот и прекрасно! — перешла незнакомка в атаку, сдёргивая с него одеяло. — Теперь можешь уходить со спокойной душой!
— Не надо, куда ж я пойду в таком виде? — огорчился Чип и схватил первое, что попалось под руку — чтобы прикрыться.
— Моё новогоднее платье! — вскричала белугой мышь и вырвала его.
— Не надо, не обнажай меня! А!!! Ты мне ногу отдавила! Что ты всё хулиганишь! Это мой дом! Я тут прописан!
— Твой дом?
— Да, мой! Не твой, а мой! И «Спасателей». Документ могу показать!
— Пьяница! — фыркнула мышка.
— Хулиганка! — отзеркалил бурундук. — Где моя куртка? Куртка где?..
— Откуда я знаю?
— А кто знает? Где я её повесил? Коричневую, с ценным мехом… — начал Чип поиски и тут же нашёл её валявшейся в углу. — Вот она, моя курточка, тут висит… Щас я вам покажу… где я проживаю. А то врывается! Вот, есть! — Он вытащил из куртки свою нагрудную номерную бляху с эмблемой «Спасателей» и сунул мыши в нос: — Вот смотри! Это документ, между прочим! И всё и, пожалуйста, чеши отсюда! Давай, давай, хватит дурака валять!
— Ах-ха! — просияла мышь.
— Что такое? Отдай бляху!
— Команда «Спасателей», город Москва! — прочла она там и широко расплылась.
— Москва-Москва! — передразнил её прочтение он.
— Да! — кивнула она.
— Что: да?
— Что, думаешь, что ты в Москве? — с полной иронией в голосе сказала незнакомка.
— Ой, а ты думаешь, я где, а? — так же передразнивая, переспросил он.
— Да-да-да… — закачала головой она.
— Что такое? В Москве, деточка! В Москве — в столи-и-ице, в моей Москве-е-е, — пропел последние слова Чип, упрятывая обратно бляху.
— Подожди-ка, — ответила мышь и, распахнув дверцу одной из секций гарнитура, углубилась внутрь.
— Ну почему ты туда залезаешь-то, а? — оторопел Чип. — Что ты всё время шаришь по чужой мебели?!
Но мышь, не обращая внимания на его демарши, выудила оттуда точно такую же номерную бляху, но уже свою, и пафосно подала ему в руки:
— Пожалуйста!
— Что ты тут достала такое? Ну и что это, а? — выпятился бурундук, вертя эту штуку в руках и наконец догадавшись прочесть надпись: — Команда «Спасателей», город Дубна.
— Угу, — уничижительно кивнула незнакомка.
— Что: угу? Подожди, я ничего не понимаю… Ты что намекаешь — что я в Дубне?
— Вот!
— Чего: вот?
— В Дубне.
— Как я мог оказаться в Дубне? — оторопел бурундук.
— Бедный… — мысленно покрутила пальцем у виска мышь.
— Мы пошли в баню… — начал вспоминать Чип.
— С лёгким паром! — отрезала она.
— Спасибо… — машинально ответил он и совсем сник.
— А теперь хватит! — сказала она грозно, указав на дверь. — Уходи отсюда!
— Не надо! Куда же я пойду?.. — пропащим голосом заговорил он. — Не надо на меня руками махать!.. Ты мне объясни: я, что, сейчас в Дубне, что ли? Вот это сейчас — город на Волге? Подожди, я всё прекрасно помню! Мы поехали на вокзал провожать Спарки, перед этим мы мылись. Это, что же, я попал сюда вместо Спарки, что ли?
— Не надо пить! — ценно указала незнакомка.
— Нет, я вообще не пью, — признался Чип. — Произошло случайное… Значит, я сейчас в Дубне? — и прибавил к сему сколько мог истерического смеха, а затем снова сник. — Ой, какой кошмар!.. Значит, Гаечка сейчас в Москве, а я — на полу в Дубне? — Он закрыл лицо руками. — Господи, хоть бы я уехал в какой-нибудь другой город!..
Ровно в
— Не надо этого! Что там происходит? — возмутился стуку Чип, сидящий на полу внутри не родного ему алькова, а незнакомая мышь уже изменилась в лице, сразу же отразившем её ожидания. — Не открывай, я тебя прошу!
— Сразу не открыть — это хуже! — отрезала она и поспешила отпереть дверь.
— Иди сюда! Вообще не открывай! Давай закроем!.. — умолял Чип.
— К твоему сведению, это пришёл он! — многозначительно заявила мышка.
— Кто: он? Я оденусь, не открывай! Я без штанов!
Мышка поспешно отворила дверь и широко улыбнулась стоявшему за порогом:
— Здравствуй!
— Здравствуй! — ответил он, входя и не отрывая от неё глаз. Его взгляд был полон победного оптимизма, будто у ловца жемчуга, собравшего урожай всего мира. Оба они улыбались друг другу так, словно полжизни готовились это сделать.
— С наступающим, Наденька! — произнёс он, и они оба растаяли в поцелуе.
Чип сидел на кровати, как шпион в чужом логове, и не знал, куда ему деваться.
— Ну, давай, раздевайся! — на правах принимающей стороны заговорила она. — Ну, как ты долетел?
— Ой, и не спрашивай, Надюша! Очень торопился; сейчас низкая облачность, непредсказуемый ветер…
— Ну, ты будь осторожен! Ты у меня такой лихач! — принимая его куртку, чтобы самой занести на вешалку.
— Спасибо, спасибо, Надюша! — благодарил бурундук, стягивая с себя шарф и шляпу. — Если бы ты знала, милая, как я по тебе соскучился!
— Да, я тоже очень тебя ждала! С большим нетерпением!
Чип в ту минуту пытался дотянуться до своей водолазки, которая в результате незавершённой борьбы оказалась на полу, но так и не решился схватить её, потому что не смог бы сделать это незаметно. Он даже и не мог вообразить всю жалкость своего положения…
— Спасибо, милая! Да, я совсем забыл, я приготовил тебе — вот! — мой новогодний подарок! — нежданно-ожиданно произнёс Чипполит.
— Спасибо! Я тоже приготовила тебе подарок! — ответила довольно она, едва рассмотрев коробочку, и поцеловала своего капитана с большим чувством. — Но он припрятан в шкафу.
— Угу, угу… — довольно заурчал он и обратился к зеркалу, дабы пригладить волосы на макушке и поправить галстучек на рубашке.
— Дорогой Чипполит! — решилась признаться мышка. — Я должна тебе кое-что сообщить…
— Что? — заинтригованно спросил он.
— В это невозможно поверить!
— А что такое?
— Ты умрёшь со смеху! — накачивала позитиву она. — Короче говоря, я прихожу домой — а на моей постели спит посторонний зверь! Ты знаешь, я не могла его разбудить! Я поливала его из чайника!
Благостная физиономия Чипполита в течение всей этой тирады планомерно исказилась до состояния воспалённого кактуса, в каждой иголке которого будто вспенился яд. Готовый к битве, он стремительно продвинулся по комнате, ища враждебную цель — и очень быстро встретился глазами с Чипом, глупее глупого сидевшим на кровати и завёрнутым в одно одеяло, как в последний рубеж своей защиты.
— Та-ак! — возопил задетый присутствием незнакомца соискавшийся жених.
— Чипполит, я тебя умоляю! — испугалась мышка.
— С наступающим вас! — надеясь на милость внезапно возникшего самца, попытался улыбнуться было Чип. Однако тот отнюдь не оказался преисполнен милости. Напротив, он был только счастлив оттого, что перед ним оказался всего лишь бурундук, а не птица покрупнее, и с силой сорвал одеяло с Чипа. Оголённый и не помышлял о сопротивлении и был настолько жалок в своём положении, что нападавший отпустил одеяло, и Чип смог притянуть и накрыться им опять, жалостно проблеяв: — Нет, ну, веди себя прилично, что ты!
— Чипполит, я прошу тебя! — повторила Надя.
— Ну, что ж, ты мне приготовила отличный подарок, спасибо! — горячо сказал он, поправляя галстук.
— Нет-нет-нет, ради бога! Я сейчас всё объясню! Она тут ни при чём! — вдруг заголосил Чип.
— Ни при чём! — помотала головой мышка.
— Это я во всём оказался… — лепетал несчастный.
— Мне бы хотелось узнать одну маленькую деталь, так, из любопытства! — заявил рассерженный жених.
— Узнавай… — не выключая наивного содержания речи, согласился Чип, пока палец неприятельского бурундука не уткнулся ему в нос.
— Кто это? — рявкнул тот.
— Я его не знаю! — развела руками Надя.
— Это посторонний! — чистосердечно сознался Чип.
— Это совсем незнакомый бурундук! — вторила Надя.
— Бурундук я… — подтвердил Чип.
— Как он сюда попал? — буравя её взглядом, спросил ревнивец.
— Это невероятное совпадение! — пытаясь улыбаться, начала мышка. — Он тоже член команды «Спасателей» и тоже живёт на дубу лужайки парка — но только в Москве!
— В Москве я живу! — прибавил очевидности Чип.
— А это что? — желчно указал другой бурундук.
— Где? А, это моя водолазочка… — промямлил московский гость. — Ой, осторожней, помнёшь же! — проныл он, когда Надя поспешно подняла и брезгливо метнула в лежащего его брошеные причиндалы.
— Он с приятелями пошёл в баню, — продолжила объяснительную мышь.
— В баню мы пошли! — не спорил пострадавший.
— Там они выпили, — продолжила Надя.
— Ну, безусловно! — кивнул Чип.
— Ты посмотри, посмотри на него! — протараторила мышка.
— Я ещё успею, — твёрдо ответил Чипполит.
— Да. И его по ошибке запихнули в поезд, — разъяснила она.
— В электричку меня!.. — со вздохом подтвердил герой происшествия.
— Где? В бане?! — без тени иронии спросил Чипполит.
— Не-е-ет, в бане — нет, в бане нет электричек… — замотал головой Чип.
— А тебя не спрашивают — заткнись! — грозно скомандовал капитан дубненских «Спасателей» и повернулся обратно к невесте: — Ну, ну!
— Мы там мылись, скажи ему — со Спаркиком… — подсказал Наде Чип.
— Да замолчи ты! — рявкнула мышь. — Они из бани поехали на вокзал — провожать какого-то Спаркика.
— Провожать Спаркика! — важно указал Чип.
— Ага, здесь ещё и Спаркик! — взорвался Чипполит и, оттолкнув мышку, решительно метнулся искать его по комнате: — Где Спаркик?!
— Нет, ну, тут нет Спаркика… Я вместо Спаркика! — крикнул в след ему Чип.
— А-а! Значит, должен был прийти Спаркик, а пришёл этот тип?! — продолжил белениться Чипполит.
— Ну послушай, дорогой! — повисла на его шее Надя, притягивая к себе.
— Нет, ну какой ты… — бессильно покрутил у виска Чип. — Ну никто не должен был прийти-то, ну!
Чипполит смотрел на Надю вопросительно. До появления новых жертв, казалось, не хватало какой-то капельки.
— Никто не должен был прийти, — пыталась достучаться до него мышка. — Вот этот попал в поезд по ошибке, понимаешь?
— А его, что, в багаж сдавали? — не веря ничему, напирал жених.
— Ну какой багаж! Может быть, я не помню… Я вам всё объясню. Мне надо одеться: мне неудобно! — Набиравшийся уверенности Чип сполз с кровати и сунул в руки парочке «своё» одеяло в качестве ширмы: — Подержите, друзья мои! Держите-держите! Я сейчас оденусь — и всё вам объясню!
— Посмотри на него, какой он несимпатичный! — брезгливо сказала мышка.
— Он просто отвратителен! — выстрелил ненавистью Чипполит.
— Это спорный вопрос, между прочим: я вам не сделал ничего плохого, — пробурчал неопохмелённый, не без труда напяливая на себя водолазку.
— Как он оказался в твоей постели? — продолжал следствие дубненский капитан.
— Случайно! Я щас всё объясню! Извини, хозяюшка, я не знаю, как тебя зовут… — продолжал бубнить нетвёрдым языком Чип и так неловко покачнулся на своих ещё более нетвёрдых ногах, что чуть было не упал на Надю. Не будь она обладателем восьмого дана по «корот
— Та-ак, он у тебя в постели, но он не знает, как тебя зовут! Прекрасно! — потерял терпение Чипполит и, отшвыривая одеяло, решительно направился на выход. Вставший на его пути, а точнее, только пытавшийся подняться Чип отправился с дороги ещё одним пинком в зону большого грохота.
— Не надо толкаться! — успел проскулить он.
— Чипполит! Чипполит! Ну подожди! Чипполит! Чипполит, послушай меня! — побежала за ним Надя.
— Оставь меня в покое! — заявил жених и уже надел шляпу.
— На меня что-то упало! — послышался издали странным образом живой Чип.
— Если бы он знал, как меня зовут, ты бы остался? — пыталась остановить его невеста.
— Прекрати, пожалуйста! — кричал Чипполит.
— Ну не иди, ну подожди! Ну что ты! Я тоже не знаю, как его зовут! — умоляюще произнесла мышка, перемещаясь за гордым женихом обратно в сторону постели.
— Ой, я и так не могу подняться, а вы толкаетесь… — простонал Чип, не подозревая, что снова встал его на дороге, и, как был на четвереньках, так и отправился свежим пинком в аут.
— Я его первый раз в жизни вижу! — развела руками мышь.
— Вот! Вот теперь я тебе верю! — громко воскликнул Чипполит, одним броском закрутив шарф вокруг своей шеи. — Прекрасные современные нравы!
— Почему вы меня всё время роняете-то? Зачем? Я вот тут плечо ударил… — почёсывая область хвоста, наконец поднялся Чип. — Я щас уйду навсегда!
— Чипполит, давай не будем портить друг другу новогодний вечер! — предложила Надя.
— Не будем портить друг другу… — согласно закивал Чип.
— Не заставляй меня всё время оправдываться! — не останавливая попытки удержать жениха, упрашивала мышка. — Я ни в чём не провинилась перед тобой!
— В чём дело-то? — наращивая возмущение, вклинился Чип. — Вот наши номерные бляхи!
— Ваши бляхи?! Прекрасно! — выпалил женишок.
— Какой-то забулдыга попал к нам в штаб-квартиру! — в отчаянии лепетала Надя.
— Нет, я не забулдыга, — не согласился Чип. — Я «Спасатель», между прочим.
— «Спасатель»! — фыркнула мышь.
— Господи, как он мне надоел! — рявкнул Чипполит. — Да подожди! Ну, хорошо, предположим, он случайно оказался в Дубне…
— Совсем случайно! — выпалила она.
— …Предположим, у него тот же адрес…
— Тот же адрес!
— …Но зачем ты его впустила?! — насел с бешеным нажимом Чипполит.
— Я его не впускала!!! — закричала в голос Надя.
— Эй, ну пойми ж ты, наконец! — добавил децибелов Чип. — Я сам вошёл! У меня ключ подошёл!
— Ключ! — кивнула Надя.
— Можешь проверить! — убеждённо сказал Чип, вытаскивая из угла свой портфель.
— А-а-а! Значит, ты дала ему ключ?! — с новой силой загорелся жених.
— Да не давала! Ну какой ты тупой! — негодуя, выкрикнул Чип.
— Да проваливай! — вновь отшвырнула его коротистка Надя.
— Не надо меня больше толкать! — проныл Чип с расстояния. — Толкачи какие-то!
— Чипполит! Чипполит, почему ты мне не веришь? — пыталась она заглянуть в глаза жениха.
— Честно, почему нам не веришь-то, в самом деле? — не переставал поддакивать случайный бурундук.
— Что значит: нам?! — оторопел Чипполит.
— Этот тип противен мне так же, как тебе! — убеждала суженого мышка.
— Ну конечно — я сам себе противен… Извините! До свидания! — с лицом полного раскаяния признался Чип и, стоя в дверях, принялся напяливать куртку, да так и не смог самостоятельно продеть руку в рукав, махнул рукой и, подобрав портфель, вышел вон, как был.
На улице Чипа встретил сильный ветер, и он вынужден был спешно закутаться в куртку по заиндевевший нос, стоя на самом ветру. Он хотел как можно скорее бежать отсюда, а всё только мешало ему. Главным препятствием стали непослушные ноги, ушедшие в подлую болтанку, и бурундук на ветке из-за своей спешки очень скоро потерял равновесие — и прямиком рухнул с дуба. Ему некому оказалось похвастаться своей пробивной способностью, но так или иначе ни одна ветка не помешала ему пролететь всю высоту и даже глубину, поскольку угодил он точно в сугроб, словно специально для этого насыпанный. Ворча и выплёвывая снег, он прокопал альтернативный выход и, таща за собой портфель, вылез на поверхность. Могучий дуб, возвышавшийся над ним, не мог не поразить его своим сходством:
— Дерево такое же в точности! Надо домой, домой! — пробубнил Чип и побежал прочь с лужайки.
Несколько голубей у скамейки делили булку, и бурундук сразу же обратился к ним, как только сблизился:
— Молодые люди, извините, а как мне попасть на вокзал? Мне нужно в Москву!
— Там, за углом, маршрутка останавливается. Курсирует, куда будет надо, — ответил крайний.
— Спасибо! — раскланялся бурундук и посеменил дальше.
— Пожалуйста! — добродушно принял благодарность тот, не заметя, как его конкурент умыкнул булку совсем.
— А… а это действительно Дубна? — переспросил вдруг внезапно обернувшийся Чип.
— Ха-а, пить надо меньше! — ухмыльнулся парень и полетел за вторым голубем вдогонку.
Чип бежал вприпрыжку и уже не оглядываясь. Впереди замелькала уже знакомая таратайка на «Космодром». И тут на бегу у бурундука от расхода сил свело животик. Он остановился, поглаживая его и по и против часовой стрелки, да толку это ему не принесло: он безумно хотел есть. Чип безуспешно порылся в портфеле и, убедившись, что запасов нет никаких, стал озираться вокруг на предмет заморить червячка. Что ж, зима, известное дело, — время для грызунов совершенно голодное.
А в это время всего лишь где-то на какие-то
В комнате Наденьки после пережитого явления Чипа образовалась скучнейшая тишина. Чипполит смотрел в окно, хозяйка рассматривала ногти. Выждав время, она встала и подошла к нему.
— Ну, перестань дуться! Не смей меня ревновать. Если я кого-нибудь полюблю, ты узнаешь об этом первый.
— Хм, не смей ревновать! Интересно… — Капитан прошёлся по комнате и присел на её постель. — Да нет, я не сержусь. Но просто ты тоже должна меня понять: я прихожу — а тут… — сказал он было с внешним спокойствием, но как только взгляд его упал на одеяло, которое только что служило собой постороннему, с омерзением отшвырнул его, да и вся постель почудилась ему настолько пропитанной вражеским духом, что, чертыхнувшись, он спешно отпрыгнул с неё на соседний стул.
— Я тебя понимаю! Я тебя очень хорошо понимаю! — желая похвалить его виртуальное спокойствие, вообразила Надя. — Я на твоём месте закатила бы такое!
— То, что он появился в твоём доме — это вполне соответствует твоему характеру, — желчно обрубил её тёплые излияния Чипполит.
— Почему? — изумилась мышка.
— Потому что ты безалаберная. Молчи! Ты непутёвая. Я моей норе он вряд ли мог бы появиться! Странно, что ты его вообще его обнаружила… Мало ли что там валяется!
— Ты угадал, — спокойно съев весь его укор, отвечала Надя. — Я его не сразу заметила.
— Угу… — кивнул своему попаданию Чипполит.
Чтобы разрядить хоть как-то атмосферу и переменить тему, она начала разворачивать коробку с подарком, поднесённую ей и как-то уже запамятованную.
— Ах! — вдруг воскликнула она, возможно, даже искренне. — Это же настоящие французские духи! «Лизье де ля Пубелль»! Их так трудно достать!.. — и весьма чувственно поцеловала подарившего в щёку.
— Э-э-э… Пустяки… — выдавил из себя Чипполит, всей своей гримасой говоря, что всё это восхищение не достаточно для полного её прощения.
— Я тебе тоже кое-что приготовила… — усиливала позитивный напор Надя.
— Что, ещё один подарок? — не мог не потроллить это бурундук.
Вместо слов мышка подошла к шкафу и вынула оттуда свою коробочку.
— Пожалуйста! — подала она её ему самым любезным образом.
— Что это? — смягчился немного бурундук.
— Бритва самой последней марки, — сказала она, преданно глядя ему в глаза.
— Ой, зачем, Надя?
— С этими… с плавающими ножами.
— Это именно то, что может хотеть пушистый бурундук! — улыбнулся наконец Чипполит.
— Ты будешь ею пользоваться?
— Непременно! Начну с завтрашнего дня, — утвердил он, даже смеясь. — Но зачем, Наденька, делать такие… дорогие подарки?
— Беру пример с тебя!
— Ну, спасибо! — сказал Чипполит, радый возвращению ко всеобщей взаимности.
— Моё платье! — просияла мышка, вдруг вспомнив о нём. — Я забыла одеть праздничное платье! Сейчас подожди… Одну минуту… Подожди!..
Она проворно ускакала в закуток за шкафом, чтобы скрыться с его глаз и переодеться. Чипполит повертел подарок, начал скучать и попытался заглянуть к мышке на предмет того, что вдруг он пропускает что интересное.
— Эй! сюда нельзя! — крикнула Надя оттуда, и потуплённый бурундук принялся бродить по комнате в поиске каких-либо занятий, да так и не нашёл ничего лучше, как просто включить телевизор. Каждый знает, что данный аппарат в новогодние дни светится только голубыми огоньками, наигранной и глупой туфтой — впрочем Чипполита это не остановило. Этот день должен быть стереть все границы. Из приёмника понёсся шум и гам и психоделическое верчение блестящей мишуры. Чипполит со свойственной ему фатальной бесстрашностью честно пытался вникнуть в происходящее. Время текло удивительно медленно, мозг бурундука плавился решительно и навсегда… Надя же не спешила спасти его, напротив, переодевалась она медленно, нагнетая и без того раздухарённые ожидания. Когда же она вышла, Чипполит сразу же вскочил:
— Тебе очень идёт!
— Я очень рада, что тебе нравится!
— Мне очень нравится!
Они расцеловались, улыбнулись друг другу и направились к столу. Чипполит галантно усадил за него Надю и сказал:
— Ну, давай проводим старый год? Ведь в этом году я встретил тебя.
— А я — тебя! — жеманясь, ответила мышка.
Он разлил по напёрсткам золотистый напиток (по-видимому, настой прошлогодней рябины), и, звонко чокнувшись, они отравили его разливаться сладким потоком по своим внутренностям.
— Как я люблю встречать новый год… — чуть погодя и очень загадочно произнесла она. Раскрыв коробку, она извлекла из неё флакон с духами и принялась пробовать их аромат, почти растворяясь в нём.
— Надя… — позвал её Чипполит.
— А? что? — тихо спросила она, лёгкими движениями нанеся духов себе куда-то за ушами.
— Наденька, у меня к тебе одна просьба, — сказал насколько можно низким голосом Чипполит. Он поднялся, выключил ненужный телевизор и приблизился к ней сзади, чтобы одним движением разбросать её волосы с плеч и наклониться для поцелуя.
— Я так не могу… — проворно поднявшись и не дав ему это сделать, бросила Надя.
Чипполит чрезвычайно потупился. Глядя в глаза ему, Надя искала в них понимания и устранения причины для расстройства. Бурундук тяжело молчал. Тогда она просто поцеловала его в губы — и уже через минуту их невозможно было оторвать друг от друга.
Начинающий промерзать Чип в поисках мест справедливого распределения еды вернулся к парковой лужайке. Надежды его на что-нибудь съестное разбивались одна за другой. Он подбежал к месту, где рассыпали хлебушек для голубей, однако оно было вылизано до зеркальной поверхности льда, отражавшего его осунувшуюся физиономию. Холод заставил его пританцовывать. Голод тоже не велел стоять на месте. Бурундук крутил головой, пока не заметил кормушку для белок, и побежал к ней. Забравшись в неё со своим чемоданом, он нашёл там массу скорлупы и пробку от шампанского и пригорюнился. Меж тем где-то вдали мерещилось надо всем дерево повыше, то самое, с которого его незаслуженно выгнали без прощения и десерта… Чип смотрел, замерзая, на всё вокруг — такое родное и узнаваемое — и в то же время совершенно чуждое и незнакомое. Неожиданно как будто какой-то огонёк неясным светом мелькнул из кроны дуба и исчез. Чип ободрился. Он вглядывался туда снова и снова, пытаясь понять этот сигнал, и ему уже почти казалось, что как будто огонёк этот был послан именно ему — и это возможный сигнал, что прежнее неприязненное отношение к нему изменилось. Бурундук лихорадочно выскочил из кормушки и короткими перебежками направился ближе к дубу. Однако вблизи дерево казалось ещё более неприступным. Чип колебался… Но холодный ветер уже так хорошо поддувал ему под хвост, заставляя подпрыгивать, что иногородний «Спасатель» махнул рукой и полез наверх. Прямо на крылечке он остановился. Влезать ещё раз в чужие апартаменты было чудовищно неудобно… Чип даже не знал, что он скажет… Поэтому он бросил портфель и пытался планировать дальнейшие действия в самом неудобном положении; к тому же ветер наверху ещё больше заставлял его плясать, порождая следы на снегу, как от многотысячной демонстрации. Чип тратил последние силы. А ветер, очевидно видя, что уже достаточно поизгалялся над брошеным бурундуком, тот самый могучий стихийный бог, кто способен спасать жизнь или обрекать на лютую смерть, вдруг прямым ударом распахнул дверь в штаб-квартиру почти настежь — и изнутри повеял одуряющий своей теплотой домашний воздух. Чип, схватив портфель, без дальнейших колебаний поклонился открывшему и проворно проскочил внутрь.
Рассоединив уста, слившиеся, казалось, навеки в поцелуе, дубненские жених и невеста осели на стулья у новогоднего стола и сладко выдохнули.
— Что тебе положить: салат или ореховый ростбиф? — спросила Наденька, не отрывая глаз от бурундука.
— Салат, — ответил Чипполит, тяжело дыша от напряжения.
— Салат?
— И ростбиф, — ещё не понимая собственных слов, ответил Чипполит. Второй раз отвечая наперёд того, как сообразил всю суть вопроса, он в нетерпении не желал расцеплять с нею объятий и едва выпустил её к столу, удерживая напоследок хотя бы за руку, которую осенил страстным поцелуем.
— Надя, послушай меня, — сказал Чипполит, в волнении поправляя галстук. — Я сегодня, в последний вечер старого года, намерен поставить вопрос ребром. Мне кажется, что нам всё-таки пора покончить с наши холостым положением. Как ты на это смотришь?
— Я смотрю на это с удовольствием!
— Да?!
— Но при условии, что ты не будешь так ревнив.
— Видишь ли, Надюша, я уже не молод, но я чувствую, что…
Его высокопарная, набиравшая мощи стройная речь была нарушена настойчивым стуком в дверь.
— Кто это ещё?! — выпалил Чипполит, пристально глядя на Надю.
— Понятия не имею! Все должны были уйти к белкам… Подожди!
— Нет уж, извини! Извини! — обогнав хозяйку помещения, властно сказал Чипполит и сам пошёл открывать. Мышка проследовала за ним.
За порогом оказался — кто бы вы думали? — конечно же Чип! Чипполит развернулся к Наде и смотрел на неё так, словно она могла что-то объяснить.
— Извините, я постеснялся открыть своим ключом… — лебезящим голосом промямлил капитан московских.
— Что тебе опять нужно? — выстрелил взглядом и словом в него Чипполит.
— Понимаете, какое дело… — молвил Чип, мелко дыша после мороза. — У меня в этом городе кроме вас никого нет и еды — тоже ни крошки. Как оказалось… А добраться до Москвы без провианта жировой слой мне не позволит… Вы не могли бы мне одолжить желудей
Дубненские переглянулись. Со всей очевидностью, это было самое удивительное событие в их жизни.
— Придётся таки отсыпать, чтобы ты оставил нас в покое! — с выстраданной надсадой в голосе заявила мышка и двинулась назад в комнату за припасами.
— Пожалуйста, отсыпьте мне, если можно!.. — взмолился Чип.
Как только Надя ушла, Чипполит вытолкнул пришельца за пределы комнаты в коридор и, захлопнув плотно дверь, чтобы невеста ничего не слыхала, брутально надавил:
— Ну а теперь, когда мы одни — как мужчина мужчине — что ты здесь делал?
— Вот тут? — промямлил несчастный.
— Вот тут!
— Я тебе сейчас… Ради бога, не волнуйся! Успокойся, я всё сейчас объясню! — лепетал Чип. — Понимаешь, у нас традиция: каждый год
— На ком? — буравя взглядом удава, насел ещё горше ревнивый бурундук.
— Жениться? Нет, ну, это не имеет отношения… — делая неопределённые жесты, ответил Чип и продолжил: — Мы в бане выпили. За невесту мою, потом за меня выпили…
— Ты алкоголик?
— Нет… нет! Я вообще не пью! Я пью только чай, кофе, вот, ну там кефир разный, напиток «Байкал», воду…
Его объяснения были прерваны Наденькой, которая хотела открыть дверь, однако Чипполит стоял на страже и со словами: «Извини, Наденька!» — на границе допустимой вежливости попытался затолкнуть её обратно внутрь комнаты.
— Только держи себя в руках, Чипполит! Я тебя умоляю! — просила Надя.
— Я держу себя в руках — я абсолютно спокоен! Спокоен, да! — нервно проговорил жених перед тем, как его суженая таки исчезла за дверью.
— Я говорю, понимаете, вот… — продолжил Чип. — Потом, после бани, мы поехали на вокзал. Ну, там мы опять что-то пили… Это я уже не очень отчётливо помню… И я думаю, меня вместо Спарки запихнули в электричку, понимаете? Ну, честное слово, это очень просто! — сказал он и по-приятельски попытался положить свою руку на плечо недружелюбного оппонента, однако тот её тут же с омерзением сбросил.
— И главное — достоверно! — повышая тон, продолжил допрос капитан местных «Спасателей»: — Что ты делал в электричке?
— В электричке я ехал…
— Ехал?
— Ехал… спя… ну…
— Угу… Спал?
— Спал.
— Ну, хорошо, предположим, ты не помнишь, как попал в электричку. Но как вышел оттуда, ты должен был помнить!
— Да! Да! Помнить должен. Но я не помню… Но я зато помню, что сюда приехал на маршрутном такси: я сказал мой домашний адрес — и вот меня и привезли.
— Ну, хорошо, предположим, ключ подошёл… — начал новый вопрос Чипполит, но тут сквозь щель чуть распахнутой двери снова попыталась втиснуться мышка, и он, вибрируя языком и всем телом, затарахтел ей: — Ой, На-на-на-на-наденька! — и не дав ей сказать ничего, так же захлопнул дверь всем своим корпусом и опять обратился к незваному гостю: — …ключ подошёл, предположим, адрес совпал…
— Конечно! — кивнул без задней мысли Чип.
— …Но ты же н-н-не мог не заметить, — заикаясь от нарастающего волнения, наращивал градус Чипполит, — что в штаб-квартире мебель другая!
— Да такая же самая м-м-мебель! — машинально передразнивая, тоже прозаикался Чип.
— Та же самая?!
— Да!
— А ты не заметил, что в штаб-квартире беспорядок, потому что люди только что переехали из соседней комнаты? — чуть не начал кричать Чипполит.
— Да мы-то тоже только что разменялись с Фоксей, три дня назад! — не сдаваясь, клялся московский гость.
— Всё, хватит! — вырвалась из-за двери мышка с кульком в руке.
— Хватит, действительно… — пробубнил, успокаиваясь, Чип.
— Вот тебе
— Ой, друзья мои, вы меня так выручаете! — переменился голодный бурундук, почуяв запах свеженьких желудк
— А-а, ну конечно! За удовольствия нужно платить! С меня тоже хватит! — психанул Чипполит и резко скрылся в комнате.
— Я просто должен вас напоследок расцеловать! Позвольте я вас… — и не выслушивая ответа, Чип немедля схватил крепко чужую невесту и наградил серией благодарственных чмоков.
— Подождали бы хоть, пока я уйду! — крикнул оторопевший Чипполит, выходя из комнаты, уже в шляпе и с собранной одёжой в руках, и завидя эту сцену. Он, словно атомный ледокол, прошёл сквозь их объятья, разметав в стороны, и направился прочь с этого места.
— Ой, меня опять в ящик сыграли… — простонал несчастный Чип, отброшенный в коробку какого-то барахла у двери.
— Чипполит! Чипполит, подожди! Чипполит! — побежала за своим суженым Надя.
— Не делайте из меня идиота! — прокричал рассвирепевший бурундук и побежал на лестницу, ведущую на ВПП.
— Чипполит! — вслед звала его Надя, но тщетно. Он всё едино твёрдым шагом вышел на площадку, запрыгнул в «Крылатого Спасателя», где разметал рукавом подналетевший снег с сидений и принялся заводить моторы. А Надя метнулась назад к Чипу и сразу же набросилась на него: — Что ты ему сказал?!
— Правду.
— Какую ещё правду?!
— Я ему сказал… Слушай, помоги мне, пожалуйста, подняться, — жалостливо попросил бурундук, но рассерженная мышь только отмахнулась и даже отвернулась от него. — Я с вами сегодня совершенно выбился из сил. Я ему сказал, что мы ходим в баню
Он действительно быстро нашёл путь на взлётную площадку, на которой всё ещё, разводя пары, находился аппарат Чипполита.
— Подожди! Не улетай! — закричал Чип. — Чипполит! Извини, я не знаю вашего отчества!
Сидящий в кабине бурундук оглянулся, презрительно скрипнул зубами и, даже недостаточно прогревшись, резко пошёл на взлёт. Чип успел подбежать, когда уже тот оторвался. В прыжке он схватился за лыжу самолёта, пролетел чутка и грохнулся от соскользнувших пальцев.
— Подожди! Ну не улетай ты! Подожди!!! — орал Чип, вскакивая на ноги. — Ну не валяй ты дурака! В самом деле, будь ты мужчиной!
Однако слова уже не достигали воздушной цели: Чипполит удалялся, как мусор из корзины. Чип бессильно пнул ком снега под ногой, потом схватил ещё один и отправил вслед беглецу, едва ли имея шанс его достать. А тот уже перешёл в горизонтальный полёт и через считанные секунды скрылся совсем в чёрном новогоднем небе. И Чипу ничего не оставалось, кроме как вернуться со своим поражением обратно к Наде, которая, конечно, и так видела всё эту сцену прямо в окно.
— Он улетел… — измученно доложил он ей, войдя в комнату. — Он летает быстрее, чем я бегаю!..
— Возьми свои
— А, спасибо большое! Я завтра же вышлю — ты не волнуйся!
— Я тебя ненавижу. Ты мне сломал жизнь… — сказала Надя обречённо.
— Вернётся он, честное слово, ты увидишь, — с убеждённой с верой во всё лучшее и так же тяжело дыша после бега, сказал Чип. — Вспыльчивые и ревнивые быстро отходят. О, если бы ты знала, как я тебя понимаю! У меня положение ещё хуже: у меня в Москве, в пустой штаб-квартире, ждёт женщина, которую я люблю. А я вот здесь, в Дубне… — Он запустил руку в кулёчек и принялся точить жёлуди один за другим.
— Ну и что? Она не знает, где ты?
— Да нет, она понятия не имеет, она с ума сходит… — между поглощением плодов, ответил он.
— Так позвони ей.
— Как я могу? У меня карты с собой нет.
— Звони с моей, звони из гостиной.
— Ты чуткий зверь, — признался Чип. — Позволь я разденусь: очень жарко!
— Делай, что хочешь… — отрешённо мотнула головой Надя и, включив телевизор, попыталась отвлечься от всего.
— Спасибо.
Бурундук быстро распаковался и вбежал в гостиную, чтобы сразу же сесть за стандартный аппарат связи «Молния», установленный в этом дереве. Он воткнул Надину карту в приёмное устройство и забегал пальцами по кнопкам. В результате аппарат замигал главной зелёной лампочкой, и Чип мигом схватил трубку:
— Аллё, девушка? Здравствуйте! С наступающим вас Новым годом! Спасибо! Будьте любезны, на Москву примите заказ! В Москве?
— А в Дубне какой номер оконечного устройства им назвать? — запыхавшись, прокричал он мышке с порога её норы.
—
— Девушка? — прокричал Чип, вернувшись обратно к аппарату. —
Обратно к Наде он вернулся медленно, задумчиво перетирая ладони.
— В течение часа, сказали, соединят, — сообщил он.
— О господи… — очень тихо вздохнула мышка.
— Знаешь что, давай я посижу в другом конце штаба, а ты меня позовёшь, хорошо? Или, хочешь, объясни всё Гае сама, а я пойду.
— Ах нет уж, дудки! Объясняйся сам! — отрезала она.
Это означало, минимум, что его не прогоняют — а в положении блудного капитана провести время здесь, в тёплой норе, ещё не выглядело делом, пахнущим трагедией. Чип предпочёл доесть свои жёлуди, не нарушая сильно тишины, и только после этого заметил Наде:
— Между прочим, до нового года осталось две минуты.
— Открой шампанское, — с нескрываемой досадой в голосе сказала мышка. — Оно стоит в холодильнике.
Бурундук молча встал и направился на кухню, где в точно таком же знакомом ему холодильнике, он действительно нашёл игристый напиток и, так же полный собственных размышлений, отнёс к новогоднему столу. Его печальная задумчивость помешала ему открыть шампанское удачно, и он нелепо выплеснул фонтаном полбутылки на стол:
— Ой… Ой! И тут не везёт… Да что ж такое сегодня…
Случайность ли, но Надя вдруг за долгое время улыбнулась.
— Извини… Пожалуйста! — протянул он ей пузырящийся напёрсток — и тотчас же, как она его взяла, в телевизоре раздался бой курантов.
— С Новым годом! — сказал Чип. Он как по мановению секундной стрелки стал серьёзным и как будто полностью протрезвевшим; уверенное сознание вернулось к нему. Раздался лёгкий звон напёрстков.
— Тебя как зовут? — спросил он.
— Надя.
— А меня — Чип. С Новым годом, Надя!
— С Новым годом!
Чипполит летел как сумасшедший. Обычно машина даёт адреналин пилоту, но бывают в жизни редкие случаи, когда всё становится наоборот. Бурундук давил педали и рычаги с бешеным непримирением и опрокидывал штурвал до упора из края в край по всем осям, выписывая фигуры в никем никогда не испытанных режимах полёта. И несчастный самолёт гудел, вибрировал и прогинался всем корпусом и отдельными частями, особо чувствительными к механическому напряжению. В местах и вовсе истончённых опасные трещины поползли по нему. Чипполит прекрасно знал, что перегрузки давно уже превзошли все расчётные пределы, о чём ему кричали все индикаторы сразу, кроме одного, который уже просто сгорел. Он знал, что за всем этим может настать конец, и в первую очередь — машине, а её создала сама Надя — и это подогревало его ещё больше. Пять раз он входил в штопор, испытывая судьбу и лётные качества неубиваемого дрынолёта, — пять раз выходил у самой земли. Пролетал сквозь кроны деревьев и вывешенные флаги, цеплялся за провода, проносился на бреющем вершины сугробов полёте и вновь взмывал навстречу матовой луне. Несколько раз обогнул главную ёлку города возле администрации, перепутав всю мишуру. Наконец, вырулил на Волгу и гонял по льду на лыжах в режиме аэросаней, выписывая зверские виражи и петли, пока не наскочил на колдобину, которая его подбросила, перекрутила много раз в воздухе и направила на самом форсаже в прибрежный сугроб. И, возможно, спасла ему жизнь, ведь кто его знает, что бы он ещё вытворил, не остановленный на этом месте.
Чипполит открыл глаза — кругом был снег, холодный, мягкий, давящий всей своей сугробной силой. Ему стало вдруг очень спокойно: так, как будто вся эта масса снега разом его охолонула. И только шипение того же самого снега, плавящегося о корпус самолёта, нарушало этот покой. Бурундук собрал свои силы и принялся медленно вылезать из сугроба.
— Хорошо начинается новый год — ничего не скажешь!.. — качая головой, произнесла Надя.
— Да уж… — с той же тяжестью согласился Чип, присаживаясь с ней рядом. — Есть такая примета: как встретишь новый год, так его и проведёшь.
— Да… — произнесла она в некоей отрешённости и словно в пику ей, а не из вежливости, спросила: — А ты какой «Спасатель», по специальности?
— А? Я капитан, — ответил он спокойно. — Управляющее звено. Приятие сложных решений и полная материальная безответственность. А ты?
— Я лётчик-изобретатель. Создатель самоходных табуреток и приспособлений для всего на свете.
— Изобретательство — это прекрасно, — сказал Чип, продолжая думать о Гаечке, и в голосе его по-прежнему не было мажорных нот. — Знаешь, Надя, надо позвонить на вокзал: узнать, когда первая электричка. Как это мне сделать?
— Там, у аппарата, лежит книжка, — не питая различий к происходящему, ответила мышка и отошла к окну, чтобы заглубиться взглядом в ночное небо.
— Спасибо, — тихо сказал Чип и направился к аппарату связи в гостиной. Книжка оказалась на своём месте и честно поведала нужный номер бурундуку.
— Аллё, девушка! Здрасьте! С Новым годом вас! Спасибо! — сказал он вежливо в телефонную трубку. — Будьте любезны, когда первый электропоезд на Москву? Это первый? Спасибо, — и, бросив телефонную книжку на стол, побрёл назад в нору Нади.
— В семь часов… — вздыхая, сказал он ей. — Надя, но ты не волнуйся! Я сейчас поговорю с Гаечкой и уйду.
— Мне кажется, что ты никогда отсюда не уйдёшь… — устало выдохнула мышка.
— Ну, пожалуйста, не переживай ты так уж… — чтобы хоть как-то ободрить, сказал Чип. — Всё образуется — вот увидишь!
Тут из гостиной послышался звонок телефона.
— Ну вот, вот тебе и Москва, пожалуйста! — загорелся бурундук и ринулся к аппарату. — Аллё! Аллё, Москва?! — кричал в трубку он, хотя по странности после минутной гробовой тишины послышались сплошные гудки.
— Мне кажется, это звонил Чипполит… — озадаченно произнёс бурундук, вернувшись из гостиной.
А так всё и было! Выбравшись из зарытого в сугробе самолёта, Чипполит первым делом разыскал ближайший скрытый стационарный пункт связи «Спасателей», один из распределённых по всему городу, и задействовал его. Он так хотел поговорить с Надей, так много хотел ей сказать! Но, услышав в трубке мужской голос, повертел её в руке — и сбросил на рычаги.
— Кто?! — выпалила мышка.
— Чипполит…
— Почему ты схватил трубку? Ну кто тебя просил?! — чуть не зарыдала она.
— Откуда же я знал, Надя? Я… я думал, это Москва… Я же заказывал… Ну прости, ради бога…
В это время в штабе «Спасателей» города Москвы бойко зазвонил аппарат связи «Молния». Гаечка, сидевшая одиноко у накрытого стола, обхватив голову и купая нисходящие локоны в так и не отведанном салате, словно очнулась и, путаясь в полах своего праздничного платья, ринулась скорей в гостиную и схватила трубку.
— Аллё! Аллё! — закричала она туда и быстро переменилась в лице. — Дубна??
Точно такой же звонок раздался одномоментно в штабе Дубны.
— Не трогай! Я сама! — остановила Чипа Надя и поспешила в гостиную. Он проследовал за ней на всякий случай.
— Аллё? — сказала она, подняв трубку. — Ах, да-да, Москву заказывали…
— Москву… Москву! — вырвав трубку у неё из рук, прокричал туда бурундук. — Аллё! Аллё! Гаечка, это я!
— Ты в Дубне?.. Спасибо, что хоть позвонил! — горько начала его невеста.
— Гаюшка! Поздравля… — пытался кричать Чип в трубку, но не выдержал и принялся делать знаки Наде, чтобы та выключила орущий песни телевизор. — Поздравляю тебя с Новым годом, Гаечка!
— Так ты позвонил, чтобы… поздравить меня с Новым годом? — упавшим голосом спросила она.
— Нет, я не только для этого позвонил! — залебезил Чип.
— Я тронута…
— Нет, я тебе сейчас всё объясню! Я не для того, чтобы поздравить, понимаешь… Произошла просто невероятнейшая история! В это невоз…
— А я волнуюсь! Все больницы обзвонила, все морги! А ты просто удрал от меня! — вскипела она.
— Гаечка, послушай! Гаюша, милая, я тебя очень люблю! Гая…
— Теперь я понимаю, почему ты заранее рассказал мне про Дубну, — убеждённо произнесла мышка.
— Не-ет, Гаюш, это совсем другая история! Ну честное слово! Ну что ты! Это никакого не имеет… Понимаешь, мы с ребятами, ну, со «Спасателями», пошли в баню, мы мылись, у нас традиция, ты помнишь…
— Мне не о чем с тобой разговаривать! — отрезала она.
— Нет, Гаечка! Ну, честно, ну, ты же можешь проверить! Мой дубненский телефон
— Можешь не торопиться! — отрывисто рявкнула мышь.
— Нет, Гая…
— А ключ от моей комнаты оставь на столе гостиной, — были последние её слова.
— Н-не надо ключ! На столе не надо! Аллё! Аллё, Гая! Подожди, не бросай трубку! — молил Чип, и всё бесполезно…
Заслышав гудки, он встал и молча пошёл одеваться на выход. Вдруг телефон задребезжал опять — бурундук, уже в куртке, со всех ног бросился назад.
— Это меня! Не поднимай — это меня! — заголосил он, опережая Надю. — Аллё, Гая?! А… разговор три минуты… Спасибо. — Чип опустил трубку и понурил голову, опершись обеими руками на стол. — Ну вот, кажется, и всё! У меня нет невесты…
— Ничего, найдёшь другую, — жестоко и холодно произнесла Надя.
— Что?.. Другую?! — возмутился бурундук. — Что ты в этом понимаешь — другую! Я всю жизнь искал, никогда не был женат — и вот, кажется, нашёл…
— Почему ты на меня кричишь?
— Слушай, ну хватит, в самом деле! Не давай мне идиотских советов! — крикнул он ещё более раздражённо.
— Ты забываешь, что находишься у меня в штаб-квартире! — напомнила ему хозяйка.
— Провались она пропадом — штаб-квартира твоя вместе с тобой и твоим Отелло!
— Хам! Ты просто хам!
— Что?! Я хам? А ты, знаешь…
— Что я? Ну что я?! Пошёл вон!
Чип глянул ей в глаза, потом, как она отвернулась от него, твёрдым шагом прошагал на выход из штаба, да затем у самой двери развернулся и, сдёргивая с себя на ходу куртку, решительно двинул назад:
— А вот никуда я не пойду! Идти мне некуда! Поезд мой — в
— Тогда я уйду! — не менее гордо заявила мышь.
— А это — пожалуйста! — скатертью дорога! А я есть хочу! — бодро проговорил он, входя в Надину нору и направляясь прямо к новогоднему столу, за которым тут же начал накладывать себе салатик в тарелку.
— Ну, нет! Этот номер у тебя не пройдёт! — возмутилась она, выхватывая тарелку из его рук.
— Я есть хочу — я тебе объясняю! — повторил Чип, хватая рядом другую.
— Ах так! — рассвирепела мышь и, выдернув вторично, разнесла её вдребезги об пол. И, только видя, что оккупант больше не помышляет хозяйничать, уселась напротив него за стол.
— Слушай, ты просто Мегера! — произнёс поражённый бурундук.
— Ещё одно слово — и следующая тарелка полетит тебе в голову! — вполне властно заявила она, накладывая себе гору салата.
Чип не нашёл ничего в этот момент ответить и сидел, внимательно её рассматривая и за невозможностью питания вертя во рту совсем не калорийную вилку.
— А твоя Гая — ушла! — сказала Надя без стеснения ехидно. — И правильно сделала! Теперь она найдёт настоящего бурундука. Ну что?
— В каком смысле?
— Не возражаете? Нечем крыть?
— Да нет, просто опасаюсь следующей тарелки, — рассудочно ответил Чип.
— Это правильно! — торжествуя маленькую победу, подытожила она.
На этом месте всё усложнил очередной стук в дверь.
— Это Чипполит! — ещё более ехидно, хотя не веря в это, но зато назло Чипу, сказала Надя. — Прыгай с балкона!
— Ну да, охота была ноги ломать… — не испугался тот, даже не предполагая, кто бы это мог быть, и покорно ожидая любого нового поворота.
А Надя, примерно с тем же чувством, вышла из-за стола и проплыла, поправляя причёску, к двери.
Как только Надя открыла дверь — внутрь, как из прорванной корзинки, высыпали девчонки: две белочки — Валли и Танни. То, что они были родными сёстрами, было понятно с первого взгляда. А большего и не нужно объяснять.
— Надя! — заорали обе хором в перерывах между поцелуями. — С Новым годом тебя!
— Мы мимо шли, — суматошно раздеваясь, бросила младшая Танни. — Мы только взглянуть на твоего!
— Мы моего мужика оставили внизу, а то его потом не выставишь! — освобождаясь от полушубка, сообщила Валли.
— Да-а, мужиков выставлять трудно! — согласилась с улыбкой Надя.
— Ну что, где он, показывай! — приготовившись к главному, молвила старшая белка.
— Проходите! — гостеприимно повела мышка всех к столу.
И общая компания, на две трети состоящая из белок в шапках пушистее своих хвостов, вышла к горе угощений, за которым прятался Чип и нагружался салатиками, пока никто не смотрит.
— Вот он — во всей красе! — указала Наденька на Чипа с полным ртом, набитым до носоглотки салатом.
Бурундук осторожно приподнялся, ещё не понимая возложенной на него задачи, и кроме ускоренного прожёвывания сворованной еды ничего не решался делать. Белочки сами устремились к нему, и первой здесь была Валли, которая приблизилась на расстояние неизбежного контакта и, улыбаясь ему влюблёнными, но косящими от новогоднего шампанского глазами, чуть не пропела:
— Как жениха нашей лучшей подруги, мы тебя ещё совсем не знаем! — и, обернувшись назад и убедившись в том, что за ней стоит представительное общество, раскланялась и манерно подала ему руку:
— Разрешите познакомиться — Валли!
— Чип! — представился тот, хотя набитый рот не выдал толком его настоящее имя.
— Танни! — подоспела с рукопожатием вторая. — Здрасьте!
— Угу, очень приятно! — продолжал бубнить нечленораздельные приветствия Чип, пока Наденька упрятывала все фотографии Чипполита, расставленные по сервантам, а затем забрала оттуда ещё два напёрстка, чтобы поставить на стол.
— Дорогой Чипполит Георгиевич! Мы, как Надины ближайшие подруги… — начала речь старшая белка.
— Мы так давно дружим, а ваши отношения всё оставались тайными от нас! — перебила младшая.
— Мы специально зашли к вам, чтобы поздравить вас обоих! — резюмировала первая.
— Чипполит, ты должен был знать, какого замечательного друга ты приобретаешь — нашу Надю! — выступила Танни.
— Как её любят «Спасатели», как её любят все звери вокруг! — восторженно пропела Валли.
— И даже птицы! — вставила Танни.
— Надя — отзывчивый товарищ, чуткий «Спасатель», она ведёт общественную работу, она даже висит на доске почёта в парке, она — очень хороший зверь!
— Дело в том, что я не тот, за кого вы меня принимаете!.. — наконец прожевав пищу, пытался откреститься Чип. — Почему вы…
— Ну не слушайте вы его! Присаживайтесь к столу! — дала отмашку Надя, не забыв дать бурундуку для пересмотра его заблуждения кулаком под лопатку.
Белочки радостно загалдели, заглушая всё, и весело позапрыгивали за стол.
— Мы вам не помешаем: мы только на одну секунду! — обещала Валли.
— Да нет, вы не можете помешать, потому что мы не знакомы с ней… — божился всё ещё ничего не понимающий Чип и, чтоб хоть как-то вогнать всё в формально правильный протокол, обратился к любовно положившей руку на его плечо Наде: — Как ваше имя-отчество?
Девчонки заржали так, что уже никаких возражений не было слышно.
— А-а! Надфелина Васильевна! — перекрикивая друг друга, прыснули они обе. — Ты что?!
— Как? — наклонился к ним, не разобрав ничего сквозь их смех, Чип.
— Надфелина Васильевна я, — открылась виновница события.
— Так вот, с Надфелиной Васильевной мы знакомы с
— Чипполит! — одёрнула его Надя.
— Что? В чём дело? — заморгал глазами Чип.
— Чипполит, не дурачься! Ну не дурачься — всё! — осадила его мышь.
— Почему? Пусть он подурачится! — не согласилась Танни. — У него это так славно выходит!
— Нет, ну, дело в том, что я действительно не Чипполит! — продолжил убеждать их в очевидности капитан московских «Спасателей».
— Ребята, вообще, — не воспринимая ни единого его слова, доверительно произнесла Танни, — мне так нравится ваши взаимоотношения!
— Да! Очень! Очень! — восторженно подтвердила Валли.
— Нет, ну, отношения довольно сложные… — не зная, как остановить происходящее, проговорил бурундук.
— Подождите ребята, надо полотенечко, а то выстрелит! — обеспокоилась Танни открытием шампанского.
— Нет-нет, не надо; я осторожно, — уверил Чип, вертя в руках бутылку.
— Осторожно! — визгнула младшая белка и по-пушкарски заткнула уши.
— Чипполит Георгич! — в восторге крикнула вторая — и чпокнувшая пробка отлетела куда-то за стол.
— Ай! Ой! — завизжали девки и наперебой стали подставлять на розлив свои напёрстки.
— Пожалуйста! — радушно сказал Чип, наливая всем.
— Ну, братцы! — оглушительно крикнула Валли. — За ваше семейное счастье, а, господи!
— Я не буду пить. Это — вам! — открестился Чип.
— Почему? — изумилась Танни.
— Не хочу, — уклончиво ответил бурундук. — Нет-нет! не буду! — даже когда Надя подвела напёрсток к его губам. — Не буду! Не хочу, не… Что вы, с ума сошли? Что вы делаете?!
— Будешь ты пить, ну! Будешь! — насела на него Надя, и едва он попытался ещё что-то возразить, как сама влила игристого ему в пасть.
— Пей до дна! Пей до дна! — заверещали девчонки.
— Ну, ребята! — воскликнула Танни, как только все успели приложиться из напёрстков.
— Ну, горько? — дождалась кульминации Валли.
— Горько! — взвизгнула Танни.
— Горько! Горько!! — крикнула как будто на весь лес Валли.
— Нет, это всё! — вскочил Чип. — Это категорически!
— Горько! — продолжали живо галдеть белки.
— Перестаньте! Слушайте, не делайте из меня посмешище! Я вас прошу! — пытаясь уйти от этой темы и стола, заговорил бурундук.
— Ну горько, Чипполит Георгиевич! — с мольбой в глазах просила Танни.
— Пустите меня, что вы! Не хочу я с тобой целоваться! В чём дело, что вы?! С ума сошли? Перестаньте! Нет, объясните мне… — носился вокруг стола Чип — и вся компания за ним.
— Он стесняется! Какой милый! — верещали белочки.
— Надя… Надя! Что вы, не надо! На-дя… — были последние слова бурундука перед тем, как он был всё же загнан в угол, а его шея была надёжно обвита Надиными руками и губы её соприкоснулись с его.
Минутное эмоциональное затмение нашло на всех присутствующих, по завершению которого Наденька оторвала от занемевшего бурундука свои уста и, сладко облизываясь, уселась обратно за стол.
— И даже после этого я не Чипполит! — брякнул сконфуженно Чип — и рассмешил всех ещё больше.
— Чипполит Георгиевич! А тебе нравится, как она поёт? — решила добить его Танни.
— Да! — подхватила Валли.
— Не знаю, не слышал… — пробубнил освобождённый бурундук и переместился ближе к салатику.
— А ты, что ж, ни разу не спела своему Чипполиту? — удивилась Валли.
— Это была непростительная ошибка! — произнесла раскаянно мышка.
— Давай, передай гитару! — засуетилась Валли.
— Не надо музыки! — возмутился Чип. — Я не люблю самодеятельность!
— Ой, да какая же самодеятельность, а! — не согласилась с таким умалением Валли.
— Давай нашу любимую, про вагончики! — запросила Танни, передавая Наде её гитару, которая была явно сделана из рыбной консервной банки и даже ещё пахла чем-то таким.
— Надюша, давай! — дала знак рукой Валли.
— Девочки, вы что! — засмеялась мышка. — Эта гитара лежит тут просто для красоты интерьера.
— Отлично! — кивнула Танни. — Красивая гитара, наверное, и звучит лучше!
— Она совершенно не доделана, — призналась автор этого творения, — но если вы хотите, то можете послушать.
Тут Надя, видя горящие глаза, жаждущие прекрасного, бряцнула пару аккордов, которые звучно разошлись по дуплу. Трудно себе представить, на что именно был похож этот звук, но если бы вы его услышали, то вряд ли догадались, что он извлекается именно гитарой. Белки в бешеном восторге разомкнули уши.
— Да, такого я ещё не слышал! — саркастически ухмыльнулся Чип.
— Ой, братцы! Господи, хорошо-то как, а! — извергая бурю радости, воскликнула Валли.
— Валли, пойдём, — начала тянуть её Танни, — а то муж твой замёрзнет!
— Да-да-да-да-да! — засобиралась та и для полноты удовольствия торжественно сказала: — Надя и Чипполит — будьте счастливы!
— Чипполит Георгиевич, Надя, счастья вам! — воскликнула аналогично Танни.
— Я устал возражать: я не Чипполит! — покачал головой бурундук.
— Надечка, дай я тебя поцелую! — завелась на прощание Танни и, наскоро перелобызавшись, проговорила: — Всё-всё-всё! — и обе белочки резво побежали на выход. А хозяйка пошла провожать.
— Хороший мужик, — утвердила Валли, одеваясь возле двери в свой меховой полушубок. — Что тебе сказать? Положительный и серьёзный!
— Ну, всё, Надька, пока! — с горящими глазами выскакивая из норы, прокричала Танни. — Дай бог счастья! С Новым годом!
— Счастливо, девочки! — распрощалась Надя и захлопнула дверь.
Как только дверь Надиной норы захлопнулась, её хозяйка впервые за последние пять минут выдохнула и устало оперлась о косяк. Чип подошёл к ней и посмотрел прямо в глаза.
— Зачем ты это сделала?
— А ты тоже! Заладил как попугай: «я не Чипполит! я не Чипполит!» — сокрушённо ответила Надя. — Ну что ты хочешь — чтобы я им рассказала про твою баню? Чтоб назавтра весь город говорил, что я встречаю новый год с каким-то проходимцем!
— Я не проходимец! Неужели ты этого не видишь? Я несчастный бурундук…
— Как будто несчастный бурундук не может быть проходимцем! — заявила она и, проходя мимо серванта, вернула фото Чипполита на своё, всё ещё законное место.
— Как же ты теперь предъявишь им настоящего Чипполита? — наблюдая реставрацию, спросил Чип.
— А настоящего… наверно, уже не будет, — печально ответила мышка и, взяв со стола тарелки, понесла на кухню. Чип, конечно, увязался за ней.
— Почему я всё время должен тебя утешать? — разогревая диалог, сказал он. — Почему меня-то никто не утешает? Мне в тыщу раз хуже, чем тебе: ты хоть дома у себя — а я?
— Но ведь это ты во всём виноват — не я! — со всей очевидностью ответила она.
— Но я же не нарочно! Ты же это прекрасно знаешь — я же тоже жертва обстоятельств! — горячо начал Чип, но, поводя носом вокруг и приняв вид ещё большего мученика, покорно спросил: — Можно я съем что-нибудь?
— Ну, ешь — вон сколько всего! — широко разведя руками, сказала Надя.
— Спасибо… — поблагодарил он и суетливо набросился на миску с салатом.
— Не выбрасывать же… — договорила она от доброты душевной.
— С прошлого года ничего не ел! — облизал ложку бурундук, расправившись с первой миской. — М-м-м! Вкусно! Это ты сама готовила?
— Конечно сама! — соврала Надя. — Хотелось похвастаться…
— И это тебе удалось! — не теряя аппетита, льстил он дальше и наворачивал ложкой как мог. — В том смысле, я обожаю вкусно поесть.
— А я, признаться, ненавижу готовить! — честно созналась она. — Правда, с моими заботами в мастерской времени всё равно нет… Как ухожу утром…
— Переделываешь старые железяки, да?
— Да. Я их — они меня, — загадочно ответила мышка. — Видишь ли, сложно, когда дело касается не простых железяк… Последний год я посвятила созданию искусственного интеллекта. Я пытаюсь научить его думать — хоть самую малость! И иметь обо всём своё собственное суждение.
Чип, успевший выесть ещё одну миску, поимел виды на салатницу побольше.
— Пожалуйста-пожалуйста! — радушно разрешила хозяйка.
— Угу, спасибо! — благодарно кивнул бурундук и, притянув к себе новую жертву для поглощения, в продолжение начатого спросил: — А чему они тебя учат?
— Наверное, тому же самому, — философски задумалась она.
— Вот это не рыба!.. — не оценив её пассаж, вдруг, жуя, сказал Чип. — Не заливная рыба… Это… Хрену к ней не хватает! — да так или иначе отставил её в сторону и, почувствовав благоприятную сытость, понёс уже опорожнённые им миски к мойке. — Ты знаешь, Наденька, а я представитель самой консервативной должности, — со своей стороны признался он и принялся без промедления сам мыть использованную посуду.
— Да? Мы можем с тобой посоревноваться! — неожиданно улыбнулась она, оценив его усердие.
— Нет, я серьёзно, — нужным тоном сказал Чип. — У нас, красных командиров, иметь собственное мнение особенно трудно. А вдруг оно ошибочное? Ошибки начальства дорого обходятся людям…
— Да… — согласилась Надя. — Ошибки конструкторов менее заметны сразу, но в конечном счёте они обходятся людям не менее дорого!
— Может быть, ты и права, — сказал ко взаимному согласию начальник московских «Спасателей», и мышка передала ему держащееся ей на изготовке полотенце, дабы вытереть руки. — И всё-таки у нас с тобой самые замечательные специальности, самые нужные!
— Судя по отсутствующей зарплате — нет! — разом срезала она.
Чип нервно, словно долго сдерживался, заржал, да скоро осёкся.
— Да, наверно, — сказал вслух он. — Знаешь, Надфелина Васильна, вот когда подруги тебя щас хвалили — чёрт знает почему — мне это было приятно!
— Не подлизывайся! — улыбнулась она и пошла на выход из кухни.
— Между прочим, в отличие от тебя, твоя подруга сразу заметила, что я бурундук положительный, — сказал Чип, выходя за ней.
— Ты же не вламывался к ней в дом! — напомнила Надя.
— Это верно… К ней я ещё не вламывался! — рассмеялся бурундук, выбирая и заводя пластинку. — Ну что, Надя, надо признать, что мы с тобой очень своеобразно встречаем новый год, правда? Если мы ещё с тобой встретимся — ну, так, случайно — я думаю, мы помрём со смеху!
— Положим, мне было не до смеха, — поправила его хозяйка. — Когда я вошла и увидела, как ты здесь разлёгся.
— А мне? — пригласил он её поклоном на танец. — Представляешь, я просыпаюсь в своей штаб-квартире, в своей постели, и вдруг меня из чайника поливает какая-то мышь!
— А я говорю: выкатывайся отсюда! Выкатывайся — да и всё!
— А я говорю: сама выкатывайся отсюда — из моей штаб-квартиры!
И они оба, заразительно смеясь, кружились в медленном танце без названия и рассказывали друг другу об этом так, как будто прошла целая вечность.
— Знаешь, я от возмущения просто растерялась: ну кто ты такой?! — говорила она. — Если вор, то почему лежит? Ну, вор, который устал и лёг поспать в ограбленном помещении!
— А знаешь, ты мне поначалу так не понравилась! — признался Чип, скорчив мерзкую рожу для достоверности.
— Да-а?
— Ужасно не понравилась, честное слово…
— А ты был!.. — качая головой, отвечала Надя. — Ты был мне так омерзителен!
— Да ну, Надя!
— Ужасно!
— Я могу себе представить, как тебе было!
Внезапно их беззаботный смех оборвался. В самый счастливый момент их радости раздался стук в дверь, и слишком настойчивый.
— Открыть? — спросил, совсем охладившись, Чип.
Надя же, не зная, что и сообразить, пошла к двери сама.
Наденька нерешительно подошла ко двери. Она вообще не знала, стоило ли открывать, и остановилась у ней, бередя подбородок, в чувствах, разрывающих её на кусочки невозможной в дальнейшем сборки. Скорее машинально, навстречу неизбежному, нежели по какому-либо рациональному стремлению, мышка прикоснулась к двери и повернула замок. На пороге стоял Чипполит…
— Наденька, прости меня, — с тёплой улыбкой ступая за порог, сказал он.
Мышка совсем потупилась.
— Я был неправ, — с заготовленным мёдом в голосе продолжил он. — Погорячился…
— Ничего… — расплылась Надя. — Молодец, что пришёл.
— Правда? — просиял бурундук. — Спасибо.
Чипполит снял шляпу, и они тонко и нежно поцеловались.
— Я думала, что ты уже не придёшь, — улыбнулась она и протянула руки принять его куртку в свой гардероб.
— А как это может быть? Спасибо.
— Пошли! — предложила Надя и направилась к столу.
— Пойдём! — нежным шёпотом ответил Чипполит и, обняв её за плечо и поцеловав в пышные волосы, проследовал туда же.
Он не прекращал целовать её до самого стола, пока их общее движение не упёрлось в ещё одного бурундука, для вида рассматривающего какую-то Надину книженцию. Когда тот поднял глаза, в них уже не было прежнего виноватого взора, скорее даже наоборот.
— Как? Он ещё здесь?! — оторопел Чипполит.
— Ну, не выставлю же я его на улицу… — глуповато развела руками Надя. — Первый поезд только в
— Мог бы переночевать и на вокзале! — властно отчитал её лидер дубненских «Спасателей». — Невелика птица! Ничего бы с ним не случилось!
— Садись, — мягко предложила мышка.
— Та-ак, хорошо, спасибо… — начал нагреваться Чипполит. — Очень хорошо устроились… Поужинали…
— Ну, не сидеть же голодными… — оправдывалась Надя.
— Ну конечно! Музычку… — продолжил он. — Очень хорошо… Прекрасно… Отлично…
— Присоединяйся к нам, — предложила мышка, спешно выключив проигрыватель и усевшись за стол.
— К вам! Спасибо! — тихо, но ядовито выдавил Чипполит.
— Ну не цепляйся к словам! — всё же мягко попросила она.
— Можно тебя на минутку? — потребовал он. — Прошу, пожалуйста, на минутку тебя!
— Вот что, — сказал он решительно, отведя её за руку подальше от Чипа, — дай ему свой самолёт — и пусть он катится до вокзала!
— Что? — изумилась Надя.
— Он же якобы «Спасатель» — должен разобраться, где там руль!
— Послушай… Как я могу поручить ему свой самолёт, в котором даже я не всегда могу включить зажигание? — всплеснула руками она и тут же прибавила: — А где твой? Где «Крылатый Спасатель»?!
— Не важно! Тогда пусть идёт пешком! — давил Чипполит.
— Но… как? — изумилась Надя. — До вокзала — пешком?
— Да! До вокзала. Пусть идёт пешком! — добивался своего он, не понимая того, что весь их высокотональный шёпот прекрасно слышен Чипу.
— В такую даль?.. — хлопала глазами мышка.
— А, тебе его уже жалко? Ты его уже жалеешь?! — не унимался Чипполит.
— Дорогой, даже моему ангельскому терпению приходит конец! — заявила с поставленной холодностью Надя и гордо отвернула от него свой взгляд.
— Моему тоже! Может быть, я в этом виноват? — вскипятился Чипполит. — Может быть, между вами уже что-то произошло?!
— Как тебе не стыдно! — отбросив книгу, ворвался в их интимный круг Чип.
— Тебя никто не спрашивает! — осадил его выпад Чипполит. — Замолчи, ради бога! Тебя никто не просит вмешиваться!
— Если ты любишь женщину — ты должен доверять ей! — настойчивей встревал московский гость. — Ей не в чем перед тобой оправдываться!
— Надя, уйми этого типа! — перегреваясь, зашептал Чипполит. — Уйми, пожалуйста! Я тебя очень прошу!
— Надфелина Васильевна — замечательная женщина! Как мышь, — продолжил защищать её Чип. — Она умна, она готовит прекрасно… Я ел!!
— Надя, уйми этого типа, иначе это плохо всё кончится! — не в силах терпеть больше свой позор, закричал начальник дубненского правоохранного воинства. — Я тебя прошу: уйми этого типа!
— Она тактична, она красива, наконец! — продолжал Чип.
— Ладно, хватит, я сейчас его буду бить! Прости! — взорвался Чипполит.
— Как ты ведёшь себя! Извинись перед ней щас же! — всей мощью своего голоса выпалил Чип.
В ту же секунду, схваченный за грудки другим бурундуком, который и не думал извиняться и только жаждал расплаты, он был отброшен в кресло. Чипполит пытался поднять его за шкирку, чтобы встать с ним лицом к лицу, но оба они общей массой тут же падали назад в кресло, и Чипполит тянул его опять.
— Что ты делаешь? — пытался остановить его Чип. — С ума сошёл?
— А вот что! — вскричал взбешённый ревнивец, когда ему удалось наконец поставить обидчика за шкирман на ноги.
— Чипполит! Чипполит, не делай этого! — визжала Наденька.
— Что, негодяй! Вот я тебе покажу! — оскалился Чипполит, освободив одну руку для размаха.
— О! — вскрикнула мышка. — Не хватало мне ещё вашей драки!
Но Чип не стал ждать тумака в нос, а, извернувшись, швырнул разгорячённого противника броском в партер. Свидетели этого события отметили бы, что это было совсем неинтеллигентно и прямо мордой об пол, но кроме Нади никто бы не смог этого оценить, да и она со спины не видала и того.
— Проси прощения! — надавливал Чип на Чипполита и его вывернутую на болевой руку.
— А почему ты, интересно, называешь меня на «ты»?! — не смиряясь с утратой инициативы, бухтел Чипполит.
— А потому что ты побеждённый! — почти ликовал Чип.
— Чип, перестань! — пыталась оттащить его Надя.
— Неизвестно, кто побеждённый! — не сдавался, лёжа лицом в пол, Чипполит.
— Да что же это такое! — ничего не могла сделать с ними мышь.
— Руку сломаешь! — ныл нижний бурундук.
— Ничего! Сам сломаю — сам и починю! — задорно орал верхний. — Ну-ка, проси прощения!
— Чи-ип! — взвизгнула хозяйка спорной территории.
— Ах, он уже и Чип! — всё больше ощущая потерю своего статуса, вскричал Чипполит.
— А что же, по-твоему, я должен быть Пип, что ли? — уничижительно скрипел над ним Чип.
— Отпусти руку! Отпусти руку — я сказал! — хотя бы языком отвечал распластанный бурундук.
— Прекратите! Оставь его! — бессильно кричала Надя. — Ну прекратите же вы!
— Проси прощения! — дожимал поверженного Чип.
— Перестаньте! Хватит уже!!! — в полной истерике крикнула Надя.
Только этот крик наконец остановил дерущихся бурундуков. Они крайне нехотя расцепились, и Чипу показалось излишним переступать врага, чтоб хоть как-то разойтись, и он прошёлся по нему ногами.
— Сойди с меня! — простонал тот и, почуяв свободу, бодро поднялся.
— Я не хотел его бить — он первый полез, — сказал, оправдываясь, Наде Чип.
— А теперь уходите — оба! — не слушая ничего, воинственно заявила Надя.
— Что?! — рявкнул Чипполит, успевший только пригладить причёску.
— Оба!! — скомандовала она громогласно и указала на дверь. Но видя, что те и не шевелятся, принялась выталкивать их в шею.
— Оба — так оба!.. — тяжело дыша, пробормотал Чипполит и поплёлся понуро к вешалке. — Этот Новый год я запомню на всю жизнь!..
— Да, пожалуйста, запомни, — наскоро набрасывая куртку на плечо, посоветовал ему Чип. — Постарайся!
— Постараюсь! — остановившись у двери, парировал Чипполит с галантной издёвкой. — Прошу вас!
— Нет, вас прошу! — пропускал его вперёд Чип.
— Пр-р-р-рошу! — отвесил низкий поклон Чипполит.
— Да что вы, ради бога! — закатил глаза Чип.
— Будьте настолько любезны, пройдите! — настаивал Чипполит.
— Нет, я не спешу! — умолял Чип. — После вас!
— Перестаньте кривляться! — не выдержала Надя.
Бурундуки обернулись на неё, и оба без слов пропихнулись в проём двери и скрылись за нею. Едва дверь захлопнулась, Надя хотела что-то высказать в пустоту, выплеснув остатки эмоций, но так и застыла, сложив руки на груди, в самом грозном молчании.
Наденька недолго думала над тем, как продолжить новогоднюю ночь: все планы были испорчены, и она уже сожалела о том, что вообще решила отделиться сегодня от «Спасателей». Убедившись в том, что бурундуки уже ушли (куда — ей было уже безразлично), она проскользнула в гостиную и набрала номер.
— Таня, я щас к вам приду! — сказала в трубку мышка. — Да нет, нет, ничего у нас не случилось. Нет, нет… Ну, потом расскажу!.. Ну, тогда вы заходите.
Бурундуки проследовали из Надиной норы на выход из штаба, презрительно не отрывая глаз от соперника ни для чего другого, кроме взаимного испепеления. Так же смотря сощуренно в глаза друг другу, они остановились у входной двери и начали напяливать на себя куртки и шляпы. Закончив с этим делом совершенно синхронно, они шагнули на лесенку одинаковыми шагами, одной обоймой втиснулись в дверь и, бросив последний взгляд, так и не причинивший никому никакого вреда, полезли вниз с дерева, каждый со своей стороны крыльца. Внизу они снова схлестнулись в визуальной дуэли.
— Тебе в какую сторону? — спросил неместный Чип.
— Мне туда! — метнул большим пальцем Чипполит в неопределённую область позади себя.
— Тогда мне туда! — ни секунды не медля, заявил Чип и отправился первым в диаметрально противоположном направлении.
— Естественно, нам не по пути! — последним покидая место неоконченной битвы, гордо молвил Чипполит и тоже зашагал отсюда.
Они уверенно направлялись прочь и порядком уже удалились, когда вдруг смутные чувства застали обоих. Даже не видя друг друга издалека, каждый из них прозрел и предвидел, что даже выставленный вон конкурент может запросто вернуться. Чип сорвался первым и побежал назад. Добежав обратно до дерева, он выглянул из-за ствола и сразу же уткнулся в физиономию Чипполита.
— Так… — промолвил Чип.
— Та-ак!.. — лязгнул зубами иной соискатель счастья.
— Тебя же прогнали! — прямодушно заявил первый.
— Нас прогнали обоих! — напомнил с расстановочкой второй.
Так образовалась неловкая минута, в течение которой бурундуки бегло разглядывали окрестность вокруг, не сходя с сугроба и свыкаясь с возникшим положением.
— Ну, что ж, подождём, постоим: у меня до отъезда уйма времени! — несколько поуспокоившись, сказал Чип.
— А у меня сегодня вообще выходной день! — фыркнул Чипполит.
Прошла ещё одна минута наблюдения за далью засугробного мира.
— Не жарко… — посетовал Чип, начиная пританцовывать на морозце.
— М-да, прохладно… — делая те же движения, ответил Чипполит. — И бельишко у тебя, как я успел заметить, не по сезону. Схватишь воспаление лёгких — и ага!
— Что: ага? — смутился Чип.
— Летальный исход! — с видом знатока темы заявил Чипполит.
— А у тебя ботиночки на тонкой подошве, — парировал Чип, — так что умрём рядом.
— А я не собираюсь умирать, — заметил местный бурундук. — Я могу и к остальным «Спасателям» пойти: они на дереве соседей зависли.
Настала третья минута наблюдения за редким снегом, кружащим с свете ночных фонарей. Бурундуки делали это, уже прыгая меховыми мячиками, а с места не собирались ни на шаг.
— Чипполит Георгиевич! — прервал тишину Чип. — О чём ты думаешь, а?
— Я не собираюсь перед тобой отчитываться! — надменно бросил Чипполит.
— Ну всё-таки, — продолжил московский гость. — У тебя на лице написано — ты думаешь обо мне.
— Да — о тебе! — загорелся Чипполит. — О тебе — искатель приключений! Для тебя нет ничего устоявшегося, ничего законного, ничего святого! Такие, как ты, всюду суют свой нос; верят не в разум, а в порыв! Ты неуправляемый! Для таких, как ты, главное — не разум, а чувства — импульс! Такие, как ты, — угроза для общества!
— Весьма лестный отзыв! — улыбнулся полученной квалификации Чип.
— А ты, интересно, о чём думаешь? — насторожился Чипполит.
— Я думаю о горячем чае, — простодушно ответил первый.
— О чём?!
— Чаю горячего хочется! — продолжая прыгать, повторил Чип.
— Ну, о горячем чая я тоже думаю, — сказал дубненский командир. — Но всё же — откровенность за откровенность!
— Пожалуйста! — начиная собираться с мало интересующими его мыслями, ответил Чип. — Пожалуйста! Такие, как ты, всегда правы — во всём, потому что живёте как положено, как предписано. Но в этом и ваша слабость! Ты не способен на безумство — великое тебе не по плечу! А жизнь нельзя подогнать под выверенную схему. А?
Прошла ещё одна минута танцев на сугробе, прежде чем Чипу не ударила в голову светлая мысль.
— Ур-р-ра! — заорал он.
— Чего: ура?!
— Я возвращаюсь! — бросил Чип, срываясь с места. — У меня уважительная причина: я портфель забыл!
— А-а, это ты нарочно придумал! — крикнул Чипполит, бросаясь вслед за ним.
— А зачем бы я мёрз столько времени! — кричал на бегу первый.
— Подожди! Подожди! Я тебе вынесу портфель! — пытался остановить его второй.
— Нет, я тебе не доверяю! — оттолкнул его Чип. — У меня там ценный веник!
— Постой! Зачем ты вообще пошёл в баню?! — крикнул яростно Чипполит, гонясь за первым уже по стволу дерева вверх. — У тебя, что, дома помывочного пункта нету?
— Тебе этого не понять! — вскочив на крыльцо штаба, бросил Чип, распахнул с размаху дверь, ударом сбив преследователя с ног, и полетел на лёгких лапках внутрь помещения.
В ожидании ещё чего-нибудь Наденька сидела в комнате в некотором оцепенении, и, когда звякнул телефон, она вздрогнула, но потом сообразила, что это, скорее всего, сигнал от белочек и пошла брать трубку.
— Аллё! Москва?.. Гая?! — опешила она, как услыхала новый голос.
— Да… — встречно на секунду удивилась Гаечка тому, что её узнают по ту сторону провода, впрочем быстро спохватилась: — Попросите, пожалуйста, Чипа!
— Он уже ушёл на вокзал, — сказала Надя.
— А… а вы кто? — первым делом спросила Гаечка.
— Случайная знакомая… — скромно ответила та.
— Скажите, а как он попал к вам в квартиру? — мучимая подозрениями, спросила московская мышка.
— Послушайте, я вам всё сейчас объясню, — добродушным голосом отвечала дубненская оппонентка. — Вчера Чип пошёл в баню…
— В баню… Девушка, в какую баню?! Я специально соорудила у нас дома ванную!
— У них такая традиция. Он каждый год со «Спасателями»…
— Я не понимаю, — перебила её Гаечка, — вы, что, знакомы много лет?
— Нет! Мы познакомились несколько часов назад, — убеждала её Надя. — Ну послушайте! У нас такой же адрес, как у вас в Москве: штаб-квартира «Спасателей» на дубу лужайки парка!
— Значит, вы тоже «Спасатели»?!
— Да! И он пришёл к нам, как к себе домой!
— Значит… вы знаете его московский адрес… — упавшим голосом промолвила Гаечка.
А в это же самое время бурундуки, переталкиваясь, неслись по дубненскому штабу навстречу заветной двери в Надину нору. На финишной прямой Чип лидировал на два корпуса и, остановившись, уже изготовился постучать, как его грубо отшвырнул местный начальник и сам встал перед дверью, занеся над нею кулачок, но, правда, не решаясь потревожить Надю ещё раз без хорошо продуманной причины. Чип приуныл бы за его спиной, снова отброшенный в коробку какого-то барахла возле входа, да что-то холодное ощутил он хвостом, что-то металлическое, тяжёлое и разводное… Да! Это был его ключ, выроненный им при прошлом падении в ящик и теперь счастливо найденный. Чип просиял, поднялся и с чувством восполненного достоинства подошёл к загородившему проход бурундуку, всё так же кусавшему пальцы в нерешительности у двери, и молча протянул ему разводник. Чипполит, развернувшись, рассмотрел подавшего таким взглядом, что у того, не будь он Чипом, поплавилась бы личность, — но ключ всё-таки взял. Трудно представить, решился бы он на это, не имея состояния борьбы — в одних цивилизованных побуждениях, но в данном случае Чипполит, схватив ключ, тут же бросился к замку и принялся его лихорадочно мордовать на все лады и стороны, хотя это ни сразу, ни потом не приводило к его отпиранию.
— Ты не волнуйся, — пытаясь как-то сгладить наблюдаемое ожесточение, промолвил Чип.
— Прошу не указывать! — через плечо огрызнулся Чипполит и возвратился к своему занятию с той же результативностью.
— Хочешь, я тебе помогу? — уверенно спросил первый.
— Нет, не хочу! — с двоекратной уверенностью ответил второй и продолжал настойчиво орудовать ключом, пока не свело его пальцы. Он бросил инструмент, потирая их и оправдательно приговаривая: — Руки замёрзли!
— Всё проще гораздо, — спокойно сказал Чип, взявшись за дело сам.
Выдернув замученный ключ с замка, он приложил его к другому, нижнему, и буквально с одного проворота дверь подалась и отворилась.
— Пожалуйста! — предложил он жестом войти.
— Жулик! — презрительно бросил ему Чипполит и двинулся внутрь комнаты.
Оба они, врываясь внутрь подобно штурмовой команде, метали глазами в поисках хозяйки, однако-ть самое интересное — её нигде не было. Да и вообще трудно себе представить, как бы она отреагировала на такой налёт и взлом, если бы оказалась внутри. Бурундуки меж тем, зыркая глазами, рыскали по комнате, воображая, будто она нарочно от них спряталась, и не сразу убедились, что её действительно нет. Они как-то разом стушевались и попятились к выходу, всё же ища глазами хоть какие-то следы её пребывания, и столпились у двери в состоянии полной неловкости. Никто из них не мог проронить ни слова, чтобы выйти из ситуации, как вдруг издали послышался её голос. Он шёл извне комнаты, по-видимому, из гостиной, и бурундуки замерли, ловя каждое слово, хотя не все из них долетали разборчивыми. Тогда они двинулись на голос, с медленной завороженностью выйдя в коридор, ведущий в гостиную, где и обнаружили наконец Наденьку, говорящую по телефону. Она вовсе их не замечала, потому что была увлечена разговором, половину которого они слышали только с одной стороны:
— Нет, вы не так понимаете, Гая! — вещала она. — Гая, я вас умоляю: не вешайте трубку! Чип очень славный! Он очень добрый! Гая, я должна вам сказать, что я вам немножко завидую… Да, он мне очень понравился! Ну простите его!
Чипполит сразу же изменился в лице, которое если бы ещё хоть немного вытянулось, то точно коснулось бы пола. Наденька никогда из уважения не называла его Чипом, а потому её любовно орнаментированные слова стопроцентно относились к возникшему из ниоткуда конкуренту. Бессильный что-либо сказать, он отпихнул Чипа, стоящего за ним, и выбежал из дома прочь. Оставшийся бурундук, не преследуя глазами противника, притаился за дверью, ведущей на кухню, и продолжал слушать вершащий его судьбу диалог, уже не разбирая слов, потому что главное уже было услышано. Он просто улыбался. А на том конце провода Гаечка говорила Наде:
— А почему вы его защищаете? Вы замужем?
— Ну какое это имеет значение? — оправдывалась Надя.
— Значит, не замужем… — сообразила сама Гая и додумала дальше: — Значит, он побежал в Дубну, чтобы встречать новый год вместе с вами…
Надя не нашлась, что ответить, и сразу же получила ещё вопрос:
— Сколько вам лет?
— Много… — не стала она скрывать.
— Последний шанс?
— Ну, как вам не стыдно!
— Мне стыдно?! Я у вас жениха не крала! — заявила московская невеста.
— Гая! Гая, вы всё неправильно понимаете!
— Вы хищница! В конце концов с вами произойдёт то же самое — в самый последний момент он вас бросит! — со всем отчаяньем прокричала Гаечка и, роняя слёзы, бросила трубку.
Несколько мгновений Наденька сидела с раскрытым ртом, так и не сказавшим ничего против снятия обвинений, которые застряли в её голове грузом несправедливого осадка. Она задумалась и закрепостилась так, что ещё не повешенная телефонная трубка устала ритмично гудеть и отключилась сама.
Пока Надя не выходила из состояния печальных дум, Чип скорёхонько прошмыгнул ко входной двери и подтолкнул её ногой так, чтобы она погромче хлопнула. Выйдя из оцепенения, Надя подняла глаза — на пороге стоял Чип. Она машинально опустила трубку телефона, однако взгляд её всё ещё не был ясен.
— Извини! Извини, ради бога! — мягким тоном промолвил он. — Я тут портфель забыл… с веником…
— Гая тебе звонила… — совсем без какого-либо неприятия нового явления сказала она.
— Гая?! — почти всамделишно изумился Чип.
— Да, — кивнула она скромно.
— А как же она узнала телефон? — спросил бурундук, приблизившись к ней. — А, ну, в смысле… Я же ей сам сообщил. И потом, у вас тут простой номер…
— Я ей пыталась всё объяснить, но она мне не поверила, — посетовала Надя. — Я сказала ей, что ты уехал на вокзал.
— В смысле… — замялся пришелец. — Да, спасибо… Ну, я пошёл?
— Счастливого пути, — кротко улыбнулась мышка.
— Да, спасибо большое…
Их взгляды расстроились и стали передвигаться по комнате в поисках за что бы им зацепиться.
— Прости ещё раз… за вторжение… — мялся бурундук. — Спасибо большое!
— Не за что!
— Пошёл я… Я только хотел тебе сказать…
— Что?
— Позволь, я тебе позвоню?
— Помнишь мой телефон?
—
— Позвони, — трогательно разрешила она.
— Спасибо, — прошептал он.
— С Новым годом? — шепнула Надя.
— Спасибо. Тебя тоже с Новым годом!
— Спасибо.
— И-и… пошёл я!
— А как ты будешь… добираться до вокзала? — вдруг догадалась спросить она.
— До вокзала?
— Маршрутка ещё не ходит.
— Да это не важно. Доберусь как-нибудь, господи…
— Ну, иди.
— Спасибо…
— Иди! — подгоняла она его шёпотом.
— Ну, всё… — набравши в лёгкие воздуху, промолвил Чип и решительно зашагал на выход.
— Ну что ты делаешь?! — всплеснула руками она.
Бурундук, прервавши ход, с лицом невозможным к описанию, так же скоро вернулся на прежнее место.
— Я ухожу… — совершенно невинно сказал он.
— Ты же ищешь предлог, чтобы остаться! — глядя ему в глаза, сказала мышка.
— Да, ищу. Но не нахожу… — беспомощно созерцая её, сознался он.
— А я не могу найти предлог, чтобы тебя задержать, — улыбнулась она. — Что делать?
— Правда? — просиял он. — Ну… тогда я сниму куртку и задержусь.
Надя ещё не успела ничего ответить, как он принялся разоблачать куртку, и ей не оставалось ничего — только улыбаться и не задавать себе мысли, куда бы деть руки от волнения.
— Кажется, туда? — осведомлённо спросил Чип, показывая в сторону её комнаты.
Они двинулись в том направлении и достигли его в тишине, в которой путаются мысли и шаги становятся особенно мягкими. Внутри её комнаты, в которой вряд ли могло что-либо измениться, она утончённо повела рукой в сторону стола и тихо предложила:
— Садись.
— Спасибо, — ответил Чип, первым делом схватив свой портфель, лежавший оставленным в углу, и вцепился в него даже за столом — наверное для того, чтобы теперь не потерять насовсем.
— Давай, — протянула Надя руки к портфелю.
— Нет-нет-нет, ничего, — заёрзал бурундук, не отдавая ценность.
— Селёдки? — наугад предложила мышка.
— Нет-нет-нет-нет! — провертел головой он и сложил руки на портфеле, делая вид, что ни к чему не притронется. — Нет, спасибо, нет.
— А может, шампанское? — улыбнулась она. — Шампанского!
Чип посмотрел на неё умоляюще.
— Давай я тебе что-нибудь спою, а? — предложил он.
— Хорошо, — поглядела она лукаво. — Потому что пауза слишком затянулась?
— Да. Наверно, поэтому, — ответил Чип серьёзно. — И вообще-то я не очень хорошо пою, но люблю петь.
Он поднялся и наконец доверил Наде свой портфель. Несчастная гитара, ещё не пришедшая в себя после предыдущего концерта, попала в его руки, и бурундук, набравшись торжественности, встал посреди комнаты и объявил номер:
— «Если у вас нету Фокси».
— Кого? — покосилась мышка.
— Ну, того — кого у вас нет, — пояснил артист. — Исполняет… В общем, «Ария московского гостя».
— Проблемная песня!.. — вздохнула она.
Чип эстрадно поклонился и, изготовившись бренькнуть по струнам, надолго задумался.
— Я так понимаю, никакой песни нет? — с пугающей прямотой спросила Надя.
— Да, она ещё не придумана… — не унывая в центре внимания, ответил он. — Но, по-настоящему, я ведь не случайно взял гитару: тогда ты, как радушная хозяйка, спой мне, пожалуйста, что-нибудь.
— Тебе же не нравится, как я пою… — смутилась мышка и отвернулась к окну.
— Нравится. Я врал. Я вру.
— Всегда?
— Почти.
Их взгляды не пересекались, возникла новая неудобная минута. Чип было опустил глаза и растворился взглядом в полу, который был столь чист и гладок, что в нём не за что было зацепиться. Тогда он поднял глаза и стал разглядывать содержимое полок.
— Хорошая у тебя фотография, — задумчиво молвил он.
— А, эта… — обернувшись, сказала Надя. — Она мне тоже нравится, хотя ей уже почти
—
— Угу.
— Ты совершенно не изменилась, — откровенно сказал он.
— Опять врёшь?
— Почти нет.
Они ещё потоптались на месте.
— А вы где работаете? — спросила Надя.
— По парку, как правило. Зверей спасаем. Иногда по
— Друг от друга?
— Иногда — друг от друга, чаще — от людей.
— Надоедает?
— Конечно! Ну, что делать: они такие — их надо спасать.
— Ну, ладно, спою тебе, — уговорилась Надя. — Хотя ты этого и не заслуживаешь.
— Спасибо большое! — расплылся в улыбке Чип.
Она живо приняла гитару, не вставая из-за стола, с него же взяла две ложки, свободные от салата, и принялась выстукивать по деке ритм. Хотя начала она с, казалось, скромного вступления, но, наяривая всё более страстно, целиком поглотилась в этот процесс и забарабанила столь отчаянно, что все стёкла в доме вторили ей.
— Струны! — пытался перекричать бой Чип. — На инструменте есть ещё струны!
Однако мышка продолжала колотить ложками, как голодный пионер в пустой столовой, не обращая на критику никакого внимания. Тарелки скакали по столу, пытаясь с него сбежать, бутылки приплясывали. Пройдя забойную кульминацию, мышка постепенно утратила фортиссимо и, словно сникая, убавляла барабанный огонь до нуля. Когда последние трели закончились, Чип пригладил вздыбленные волоса и сказал:
— Это было бесподобно! Хотя мне обещали песню.
— Слов не нашлось для этой музыки, извини, — с той же не иссякшей динамикой произнесла хозяйка и отложила подвергнутый экзекуции инструмент.
— Нет, я не внакладе, — завертел он головой. — Я увидел столько новых гитарных приёмов!
Надя рассмеялась:
— Ты, что, и правда думал, что на ней можно сыграть что-либо из бардовской классики? Она действительно ни на что такое не настроена! Над ней ещё работать и работать…
— А я думал, — почесал он нос, — ты нарочно манкировала, чтоб отпугнуть внезапных визитёрш.
Мышка тихо покачала головой и сложила на коленях руки. А бурундук, возбуждённый ритмами, замялся и с некоторым зажатием душевных тисков вдруг спросил, неспешно и расплывчато:
— Надя? Я… тебя… хочу попросить. У меня к тебе просьба, может быть, немножко дерзкая.
— Но какая? — не страшась уже никакой интриги, спросила Надя.
— Ты не рассердишься?
— Постараюсь.
— И не прогонишь меня?
— Ну, если я до сих пор этого не сделала… Ты, что, хочешь, чтобы я ещё раз что-нибудь сыграла?
— Нет! О господи боже мой… — почти вслух перекрестился Чип. — Позволь, я выну из шкафа фотографию Чипполита и… порву её?
— Нет, нельзя, — уверенно отрезала Надя.
— Ты очень огорчена, что он ушёл?
— Зачем тебе это знать?
— Надо, раз спрашиваю, — твёрдо сказал он.
— Да, огорчена.
— Ты в этом уверена?
Мышка задумалась над ответом, но ни один из них так и не смог родиться жизнеспособным, и она молчала. Чип потупился; его мысли были не в пример наступательней в эту минуту, хотя рождались словно из сумрака.
— Сколько тебе?
—
—
— А ты, оказывается, жестокий, — промолвила удручённо мышка.
— Прости, — как мог вкрадчиво сказал Чип. — Да, я «Спасатель». Мне часто приходится делать несчастным больно, чтобы потом им жилось хорошо.
— А ты их, пострадавших, жалеешь?
— Ну конечно, — ни секунды не думая, ответил убеждённый капитан.
— Да-а… — поникла неожиданно взглядом Надя. — Я тоже иногда себя жалею. Прихожу домой, сажусь в кресло — и начинаю себя жалеть. — И тут её глаза блеснули сокрытым ранее светом. — Но со мной это редко бывает.
— Ты никогда не была замужем?
— Была. Наполовину.
— Это как? На какую половину? — заколебался Чип.
— А так… — открылась она ему. — Встречались два раза в неделю, в течение
— Он был женат?
— Он и сейчас женат, — вздохнула Надя.
— Ты его до сих пор любишь? — в облизнувшем его, словно язык пламени, смятении спросил Чип.
— Нет, — с мягкой улыбкой к прошлому ответила она. — Нет! Давай пойдём пить кофе!
— Пойдём, — легко согласился он, отстраняясь от печали, и они поднялись из-за стола.
Ещё не дойдя до кухни, Чип бодро начал новый разговор.
— Ты знаешь, Надя, а я никогда не пользовался успехом у женщин. Честное слово! Ещё со школы. У нас в классе была девочка Задира, ну, так, ничего особенного, но что-то в ней такое было. И вот я в неё в
— За Спарки? — обернулась мышка. — За того, с кем ты пошёл в баню?
— Во-во-во, — закивал, улыбаясь, Чип.
— И вместо которого ты оказался в Дубне? — засмеялась она, набирая чайник.
— Да, за него, родимого. Они поженились, меня пригласили на свадьбу, я пришёл, переживал страшно, встал и произнёс тост: «Задира, желаю тебе поскорее уйти от Спарки ко мне — я тебя буду ждать». Вот. Ну, был жуткий скандал — меня, конечно, со свадьбы вытурили…
— Что, и сейчас вы со Спарки большие друзья? — спросила Надя, разжигая плиту под чайником.
— Почему сейчас? Мы всю жизнь с ним друзья, — сказал бурундук, вертясь вокруг неё и тем непреднамеренно мешая доставать чашки. — Но он же не виноват, что она выбрала его? Он как раз к ней должен был спешить в Дубну — встречать Новый год.
— Бедная Задира! — воскликнула уж совсем неожиданно мышка.
— Почему?
— Она тоже пострадала!
— Почему тоже? — подзавис на повороте Чип. — Нет, я себя пострадавшим не чувствую. И-и-и… пойду варить кофе с удовольствием!
— Почему ты? — изумилась опережённая хозяйка.
— Ну, потому что барабанишь ты действительно прекрасно, а готовить ты не умеешь. Это вот не рыба, — ткнул он пальцем в недоеденное блюдо, — не заливная рыба — это стрихнин какой-то!
— Ты же меня хвалил! — опешила мышка.
— Я подхалимничал, — лукаво извернулся бурундук.
— Ты не слишком-то вежлив! — уперла руки в боки Надя.
— Да, это правда, — тотчас признал Чип, насыпая в турку уже готовый желудёвый порошок из найденных запасов. — Ты знаешь, я сам себя не узнаю: что-то наглею на глазах! Вообще меня всегда всю жизнь все считали стеснительным. Тами говорит, что на мне все ездят, кому не лень, а «Спасатели» вообще тюфяком прозвали.
— Да? — не поверила мышка. — По-моему, они тебе льстили.
— Нет, я сам был о себе такого же мнения.
— Ты явно скромничал.
— А теперь, ты знаешь, я чувствую, что я становлюсь каким-то другим зверем. Более…
— Более наглым, — упредила его Надя.
— Нет — смелым! Более…
— Более бесцеремонным.
— …Решительным! Более…
— Более развязным.
— Не угадывай, — внушающе проговорил бурундук. — Я чувствую, что… понимаешь, на всё способен! Какая-то просто сила, может быть, дремала, а теперь вот пробуждается? Может быть, это оттого, что мы с тобой встретились? И благодаря тебе…
— Ты соображаешь, что говоришь? — глядя ему в глаза, сказала она.
— Не очень…
— Что я из тебя сделала хама! А? — смеясь, качала головой Надя. — Ну, знаешь, это просто неслыханно!
— Меня никогда ещё хамом никто не называл! — расплылся в улыбке Чип. — Надя, я счастлив…
Сладкую, только что возникшую идиллию внезапно разрушил очередной стук в дверь. Чип с Надей удручённо опустили глаза. Возникло такое впечатление, будто колотили ногами или рогами или хотя бы залубеневшим на морозе хвостом.
— Ой… — сорвалось с языка мышки, сдержавшей оторопь.
— Я не знаю… — копя силы для дальнейших действий, вымолвил тихо бурундук. — Разве можно быть таким настырным?
— Да… — выдохнула она, как будто этот выдох смог бы сдуть возникшее наваждение. Но вместо этого стук и грохот только усилился.
— Я не знаю, что я с ним сейчас сделаю!.. — разозлился Чип и двинулся к выходу.
— Н-н-не смей… — схватила его за руку мышка. — Я сама!
Собравшись с духом, она решительно направилась навстречу шуму. Как только она скрылась с глаз, бурундук подошёл вплотную к серванту со смотрящей на него фотографией Чипполита и, не зная, что бы с ней такого сделать, поразил её щелбаном по носу, опрокинув унизительно физией вниз. Дальше сидеть на месте он не хотел и отправился в след за Надей, которая уже в коридоре заприметила, что весь грохот исходит от двери в её нору, в которую неистово тарабанили Валли и Танни.
— Надя! Надька! — только заметив, напрыгнули на неё белочки. — Мы бросили остальных и прибежали… Что случилось? Ты чего звонишь?! Вы поссорились, да? Господи, милая моя! Он, что, хулиганил, да? Неужели напился и поднял на тебя руку? Да бывает среди них вообще! А произвёл такое выгодное впечатление! А мы, старые дуры, уши развесили! Слушай, он женат, наверно, да? У него ребёнок, да? Я сразу его раскусила!
— Послушайте, я вам всё объясню! — едва сдерживая напор, с лёгкой улыбкой отвечала Надя.
— Это что за новости?! — вышел на гвалт Чип. — Вас кто звал? Зачем пришли? Ну-ка давайте отсюда — живенько! Давайте по домам обе! Давайте-давайте-давайте!
— Ты что? Ты с ума, что ль, сошёл?! — оторопела Надя.
— Да она нас сама просила! — и не думая останавливаться, отрубила Танни и проникнув наконец за осаждаемую дверь, вытащила первое попавшееся пальтишко и сунула его мышке: — Одевайся, Надя!
— Нет, пальто не трогай, оставь пальто! — бросился отбирать его бурундук. — Оставь, дай мне, дай!
— Надя, пойдём ночевать к нам! — бушевала Валли. — Мы не потерпим этого оскорбления! И вообще с ним нельзя оставаться на ночь, между прочим!
— Вы разорвёте пальто! Чужое! — гаркнул Чип и выдрал-таки его из беличьих лап. — Надфелину я никуда не отпущу!
— Что за тон?! — вскричала, утратив оперативную инициативу, Танни.
— Тон нормальный! — надсадно возгласил бурундук и по-свойски отряхнул и расправил добычу.
— По какому праву ты здесь хозяйничаешь?! — вознегодовала ошеломлённая домовладелица.
— Да! — выпалила всей силой своего голоса Валли.
— Потому что я — Чипполит! — спокойно и самоуверенно заявил бурундук.
Надя не смогла сдержать улыбки и рассветилась смехом, чем весьма поколебала натиск белок.
— Ха-ха-ха? Что это вы смеётесь? — без явного сарказма спросил он.
— Чипполит! — ухмыльнулась она. — Потому что ты врёшь! — и, повернувшись к гостьям, начала: — Девчонки, я постеснялась в прошлый раз сказать…
— Девчонки, не верьте ей, — немедленно вмешался Чип, однако, встретив её взгляд, легко уступил: — Ну говори-говори-говори! Тешь себя! — и как заправский муж приласкал её, любовно поглаживая по голове и даже поцеловав в плечико.
— Это не Чипполит! — заявила Надя, нервно отпихивая его руки. — Это совсем незнакомый мужчина.
— А кто же это, интересно? — не успев отрегулировать размер глаз, спросила Валли.
— Девочки, да не верьте: она же шутит! — лукаво балагурил Чип. — Ну, вы же видите, что…
— Я даже не знаю его фамилии! — выдала мышка.
— Ну как, ну что же вы думаете, — доверительно произнёс бурундук, оттягивая мышку от белок, — что она ночь будет проводить с посторонним мужчиной?
— Я вчера прихожу домой… — заявила Надя, снова влезая в круг, отпихнув Чипа.
— Про баню расскажи, — заглянул он ей в лицо, — как я мылся в бане! Расскажи!
— Я вчера вечером прихожу домой… — пыталась продолжить повествование мышка, — и увидела, что…
— Что я у тебя в постели! — перебил её Чип. — Ну рассказывай! Вот это уже интересней!
Белки немного изменились в лице.
— Ой нет, пожалуй, мы пойдём! — мотнула головой Валли, но тут же удвоила интерес: — Подожди. Ну?
— Не стесняйся, давай, рассказывай-рассказывай! — наседал бурундук.
— Чип, немедленно прекрати балаган!!! — не выдержала Надя.
— Какой Чип?! — наигранно прогремел он. — Где Чип?! Вы Чипа привели?!! Всё — развод!
— Я не знаю, я его сейчас поколочу! — взорвалась в истерике мышка.
— Подожди! — еле оттащила её Валли подальше от бурундука. — Подожди, ты успеешь подраться.
— Ты потом его побьёшь, — уверенно выразилась Танни, повышая градус любопытства и расплываясь от этого. — Ну рассказывайте.
— Я ему задам! — крикнула из-за кордона белок Надя.
— Девочки, у меня предложение! — затараторил, пользуясь ситуацией Чип. — Вы знаете, давайте пройдём в комнату, выпьем по рюмочке: всё-таки Новый год как-никак, согласитесь! Давайте, давайте! — и, словно маневровый тепловоз, сформовал и вытолкал всё скопление тел в направлении стола.
— Вообще-то можно… — сконфузилась совершенно сбитая с толку Валли.
— Выпить за дружбу… — оживилась Танни. — За дружбу…
— За дружбу обязательно выпьем, давайте! — продвигал всех Чип.
— За дружбу! — лопотала весело Танни. — Надо же выпить за ваше примирение!
— За дружбу, конечно, за дружбу выпьем по рюмочке, — повторял бурундук, достигнув стола, схватил бутылку и энергично принялся наполнять напёрстки, — а то она меня всю ночь по полу валяла. Давайте!
Белочки были в восторге от смены декораций; получив напёрстки в руки, обе добродушно рассмеялись, совсем размягчив только что взбудораженные сердца. Надя же, напротив, надулась ядовитой лягушкой и даже не пожелала на это смотреть, недовольно сложив руки.
— Дорогие Надя и Чипполит! — возвестила начало тоста Валли.
— Но это не Чипполит! — бессильно протестовала Надя.
— Ну ладно! Ну хватит уже! — усталым от ненужных разоблачений голосом потребовал Чип.
— Ну перестань! — возмутилась также Танни. — Это уже не остроумно, в конце концов!
— На-а-адя, ты капризничаешь, ей богу! — покачала головой Валли.
— Ну конечно, не остроумно, — поддакивал Чип и подал Наде пенящийся напёрсток: — На, держи!
— Не хочу! — отрезала она.
— Ну, как хочешь, — спокойно отставил он ёмкость.
— Я подымаю этот бокал, — торжественно продолжила Валли, — чтоб в новом году вы никогда не ссорились!
— Правильно! — воскликнула Танни.
— А мы не будем больше, — не раздумывая буркнул бурундук.
— Девочки, я ухожу вместе с вами! — решительно, с накопленным пылом заявила мышка.
— Всё! Хватит, надоело! — закричал на неё Чип.
— Правильно! — тут же поддержала Танни.
— Спокойно, Чипполит, спокойно, спокойно! — погладил себя бурундук по как будто разгорячённой груди. — Так, ну, давайте! Почему вы не кричите: горько?
— Горько! Горько! — громогласно выпалили белочки.
— Горько! Горько! Горько! — заорал он вместе с ними и заключил в объятия мышку.
— Я не буду с ним целоваться! — бросила, еле вырвавшись, она. — Не хочу, не буду!
— Надя, Надя, Надя, это неудобно! — взывал к совести Чип, догоняя её вокруг стола.
— Не прикасайся ко мне! — визжала мышка.
— Почему же мы отказываемся? — быстро словив её в углу, понуждал бурундук.
— Не прикасайся ко мне! — отбивалась Надя.
— Посмотри: народ, народ тре-бу-ет! — обвив её руками, возгласил он и, сломив последнее сопротивление, слился с ней в долгий и глубокий поцелуй.
Раздался тихий звон беличьих напёрстков, и пузырящийся напиток побежал в их рты. Его обильная пена ещё не успела сойти, а Валли, не находя себя рядом с целующимися, поставила напёрсток на стол и, как, наверно, более сознательная, потихоньку начала удаляться из комнаты. Её пример почему-то не вдохновил Танни, которая продолжала потягивать шампанское и таращиться на влюблённую пару с чувством глубокой зачарованности. Тогда сестра её, по праву старшей, схватила за рукав и потянула её, тихо ступая, на выход. Но, даже заневоленная, Танни не смогла оторваться от созерцания высоких отношений. Её ноги, путаясь в хвосте, влекли её назад, и сестре пришлось наконец схватить её за шиворот и выволочь, как котёнка. Дверь за ними хлопнула, свалив на пол недолго остававшееся в покое пальто, а двое приобщившихся нежности продолжали растворяться в ней, не слыша ничего вокруг. Их поцелуй тянулся много дольше исчезновения лишних лиц и мог бы в условиях поднявшейся температуры и давления уже привести ко взаимной и необратимой диффузии, если бы их уста постепенно не разомкнули контакт. Надя опустила голову, не находя объяснения произошедшему. Их руки рассвободились, глаза ловили что-то по сторонам.
— А где Танни и Валли? — рассеянно спросила она, поправляя волосы.
— Хорошие у тебя подруги, — похвалил их Чип за всё, что успел о них узнать.
— Разве мы перешли на «ты»? — холоднея на глазах, спросила мышка.
— Давно! — убеждённо ответил бурундук. — Ты не заметила?
Не остужаясь сам ни на секунду, он обнаружил в себе намерение продолжить прерванное занятие и приобнял Надю ещё крепче прежнего — как вдруг новый стук потряс жилище. Стучали где-то на входе, да так, словно пожар за ними полыхал, бесчеловечно поджаривая пятки.
— Это не дом! Просто проходной двор какой-то! — прошипел, свирепея на глазах, Чип и бросился сноровистым шагом в гостиную. — Честное слово! Кто бы ни был — убью, и всё!
Надя уже не пыталась его остановить, хотя двинулась за ним, пусть и нерешительно и машинально и не терзаясь мыслью, что он может ещё натворить. А бурундук, накаляясь до запрещающего цвета, добежал до входной двери и живо распахнул её. Тут же грянула гармонь, и внутрь влилась целая толпа разносортного зверья, весёлого и беззаботного. Широко шагая, она мгновенно заполонила собой чуть не половину всей гостиной, музыкой и смехом сотрясая последние остатки мозга несчастному бурундуку. Остывая до разрешающего цвета, он ошарашенно водил вокруг глазами, фокусируясь то на Надю, то на них, и совсем завис в немом вопросе, кто бы объяснил цель сего визита.
— Синицыны здесь живут, а? — спросила наконец из толпы самая хохотушка.
— Как твоя фамилия? — через всю делегацию крикнул Чип назад Наденьке.
— Ключевская, — растерянно ответила она.
— Ба-а-а! — воскликнула вся компания.
— Мы Ключевские, товарищи! — объявил Чип.
— Опять не туда попали! — заразительно залилась хохотушка и потекла на выход, увлекая за собой всю гурьбу странников.
— До свидания! Всего хорошего! И вас тоже! — с невиданным удовольствием проводил всех бурундук и затворил дверь, из-за которой, удаляясь ещё несколько минут, доносились заводные пляски.
— А как твоя фамилия? — впервые спросила Надя, подняв повалившееся пальто обратно на вешалку и заглянув бурундуку в глаза.
— Э-э… у-у-у… — заклинило бурундука, и он для установления памяти проболтался головой. — Орешкин!
— А имя, если Чип — неполное?
— По зверопаспорту — Чипстафий.
— А отчество?
— Михалыч.
— Чипстафий Михайлович Орешкин, — выразительно произнесла мышка, направляясь обратно в сторону своей комнаты, — очень приятно с вами познакомиться!
— Угу, — довольно кивнул он и, пока был недалеко от аппарата связи, с воплем «так!» подбежал к нему и сдёрнул трубку.
— Куда ты звонишь? — преобразилась Надя, видя, как бодро его пальцы забегали по кнопкам.
— На вокзал! — невозмутимо заявил он. — Хочу узнать, когда второй поезд на Москву.
— Почему ты решил отложить отъезд? — напряглась мышка.
Чип набрал, сколько мог, воздуха в лёгкие и, интимно приблизившись к её уху, выдохнул:
— Не хочу уезжать — и всё!
Аппарат замигал индикатором готовности, и Чип крикнул в трубку:
— Аллё, девушка? Здравствуйте! Будьте любезны, когда второй электропоезд на Москву? Второй! Понятно, а третий? И третий?! А четвёртый?
Едва он отвлёкся на телефон, Надин взор потупился; она, поджав губы, удалилась тихо к себе. Внутри своей комнаты она огляделась и нашла фотографию Чипполита опрокинутой. Без какой-либо задней мысли она восстановила порядок. В то же мгновенье в помещение вошёл Чип.
— Чёрт знает… что такое… — посетовал он недовольно. — Они уходят через каждый час! — и, с силой потерев разгорячённый лоб, продолжил: — И вообще я ничего не понимаю: почему я должен уезжать?
— Ты о чём? — тихо спросила мышка.
— На дежурство мне только второго! Днём мы с тобой можем погулять. Сходить посмотреть «Радугу»… А вечером… я уеду… поездом.
— Ты ведёшь себя бесцеремонно, — сказала отчётливо Надя, и глаза её внимательно забегали по Чипу. — По-моему, я тебя не приглашала…
— Ну, в чём же дело? — вкрадчиво спросил он. — Пригласи.
— Зачем? — отводя взгляд, с раздражением бросила она. Её лицо быстро затягивалось тучей внезапного отчуждения, которая любой благовоспитанной особе указует в перспективе на дверь, если же не сменить направление мысли. А в этом плане Чип был виртуоз немалый.
— Нет, ну, я не могу так разговаривать! — возмутился он сам, указывая на восстановленную фотку Чипполита, смотрящую прямо на него. — У меня такое ощущение, что нас трое! — и отшвырнул его с глаз долой в дальний угол полки.
— Не смей его трогать! — строго сказала мышь и поставила Чипполита на место.
— Хорошо, я ему ничего не сделаю, — пообещал Чип, — только засуну между книгами! — и тиснул карточку в пространство, где она не отсвечивала.
Надя выразительно посмотрела на него и молча повторила реставрацию личины конкурента. Её взгляд был неумолим и твёрд настолько, что Чип понемногу сдался.
— Ну, хорошо, пусть подслушивает, только давай повернём его спиной! — предложил он компромисс. — Лучше, когда его не видно!
— Оставь его в покое! — велела она, в четвёртый раз проявляя непоколебимость в установке портрета статусного жениха.
— Почему ты за него заступаешься? — не стерпел бурундук и схватил его, чтобы рассмотреть повнимательней. — Это, что, дорого как память?
— Тебя не касается! — заявила Надя и высокомерно сложила руки.
— «Любимой… Наденьке»?! — прочёл он на обороте фотокарточки и с открытым ртом уставился на её оригинал. — Ну, знаете!.. — побагровел он, надуваясь. — Это уже…
— Что?
— …Переходит всякие границы!.. — зашипел раненой гадюкой Чип и, вертя головой в поисках места быстрой утилизации, заметался по комнате.
— Что? Что ты хочешь с ним сделать?! — взвизгнула мышка. — Оставь его!
— Пусть подышит свежим воздухом! — крикнул бурундук, подбегая к окну и вышвыривая фотку. — Это ему полезно!
Бросок получился не на мировой рекорд, но и того хватило, чтобы бромосеребряный отпечаток Чипполита пронёсся, разрезая пургу острыми краями, несколько раз вокруг дерева и улёгся на сугроб, совершенно не изменившись в лице.
— Поди и подними Чипполита! — приказала Надя.
— И не подумаю! — подбоченившись, отрезал Чип.
— Я тебе повторяю! — ещё более грозно приказала она.
— Не надо мне повторять! — горделиво всполошился бурундук. — Я этого не сделаю!
— Знаешь что? — отвернулась от него мышка. — Езжай-ка ты первым поездом!
— И поеду!
— И поедешь!
— Поеду!
— Поедешь!
— Поеду-поеду! Первым! Вот только щас побреюсь… бритвой! — заведённо провозгласил он, хватая прибор, попавшийся ему под руку, и распаковывая его на ходу. — И поеду! Поездом…
— Это тебе не парикмахерская! — заявила Надя, настигнув его и разом выдернув вилку из розетки.
— Дай сюда! Дай сюда! — отнимая провод, зарычал Чип. — Не мешай мне бриться: я зарос! — и выдёргивая его из мышиных рук по второму разу, продолжил: — Я не могу лететь к невесте небритым! С таким чубарём, как у Дейла, она примет меня за другого!
— Ах! Да-а-а, — просияла мышка, — я совсем забыла, что у тебя была невеста!
— Угу, угу, — проурчал Чип и принялся ровнять бритвой свою чёлку.
В этот момент раздался стук в дверь. Если бы она была сделана не из дуба, то этот день стал бы точно последним в её карьере. Только и в этот раз она, поди, выдержала, не поломалась.
— Ну беги, открывай! — после секундного замешательства сказал Чип. — Это наверняка Чипполит: что-то его давно не было!
Не без богатого выражениями внутреннего монолога Надя всё же пошла открывать. На последнем шаге она набрала в лёгкие воздуху и распахнула дверь. Действительно, это оказался он! Впрочем, жених с порога отставил властною рукой свою невесту и, более не обращая на неё внимания, заглубился внутрь. Всё потому, что соперника он увидал ещё из-за двери — и стремительно шёл ему навстречу. Чип, сконфуженный явлением живой натуры, вместо фотки, с которой так же легко не разделаться, приробел и продолжал ровнять макушку бритвой, двигательной неистовостью процедуры демонстрируя противнику невнимание к его соприсутствию.
— Ага, он уже бреется моей бритвой! — сквозь зубы процедил Чипполит, подойдя к обидчику вплотную, на что тот и не думал отвечать, вибрируя вместе с бритвой, трещащей словно маленький вертолёт. От ярости Чипполит заскрежетал зубами громче бритвы, показно на Чипа замахнулся, но даже и не думая не марать об него руки, развернулся и, как ледокол с горячей головой, по которой потоком тёк пот из-под шляпы, устремился на выход, разметая стоящие на пути вещи. Наденька побежала за ним, беспомощно воздевая руки, но дверь грянула перед её лицом, заставив замереть, схватившись за голову, на месте.
— Ну теперь, я надеюсь, он навсегда ушёл! Слава богу… — подал голос Чип, отключая бритву и укладывая её в коробку. — Кстати! Почему здесь находится его бритва?! А?
— Ты едешь к своей невесте — ну и езжай! — колко воткнула шпильку мышка, быстро отойдя от двери и того, что случилось, и даже добавив усмешки. — А это — бритва моего жениха!
— Да-да-да, бывшего твоего жениха. Бывшего! — взорвался бурундук. — Нет Чипполита! Был — и сплыл! Где он? Чипполи-и-ит! Где? Нет! А если он ещё раз сюда явится — я спущу его с лестницы кверх тормашками!
— По какому праву ты так со мной разговариваешь? — возмутилась Надя. — Почему ты вмешиваешься в мою жизнь? Тебе давно уже пора на вокзал!
— Нет! Мой поезд уходит поздно вечером, — непоколебимо констатировал он и по-хозяйски грянул: — Та-ак!.. Ну что ж… Хватит. Есть — не хочу! Пить — тоже не хочу! Вот — отдохнуть хочу! — и, сбросив с себя ботинки перед Надиной кроватью, запрыгнул на неё и растянулся, за одно прихватив бесхозную гитару. — Ой, устал я сегодня!..
— Ну ладно, тогда уйду я! — не в силах остановить это самоуправство, заявила Надя.
— Скатертью дорога! — безразлично бросил Чип и лёжа начал бренчать на гитаре, издавая чудовищные, не поддающиеся никакой мелодике звуки, но тем не менее раскатисто и точно распевая в манере известного городского романса:
— Утро туманное, скатертью дорога, до-до-до-дорога…
— Я приду, но со «Спасателями»! — сказала уже с надетой шапкой Надя, грозя ему издали пальцем.
— М-м-м! Приводи всю команду! — легко согласился бурундук и продолжил, бряцая адские аккорды, петь: — Приводи всю команду «Спаса-са-са-спаса-а-а-а-ателей»! «Спа-са-а-а-а-а-а-а-телей»…
— Подай мне пальто! — неожиданно потребовала мышка.
— Я?! — приподнялся от удивления Чип. — С удовольствием! — и уже в следующее мгновение, отложив гремучий инструмент, соскочил с постели и направился к вешалке. Там он снял уже знакомое пальтишко, отвоёванное у белок, и деликатнейше накинул его на мышку, приговаривая: — Прошу вас! Пожалте! Вот так! Вот! Не жмёт?
— Застегни! — повелительно произнесла, прихорашиваясь, Надя.
— Чего? — не понял Чип. — А?
— Сапоги застегни!
— С удовольствием! — широко осклабился бурундук. — Спасибо… за доверие!..
Присев на корточки, он поставил себе на колено её ногу, уже обутую сапогом, и взялся за молнию.
— А-у!!! — вскрикнула она пронзительней молнии, застегнувшейся лишь наполовину.
— А-у!!! — синхронно вскрикнул, сам не зная зачем, Чип, и как будто словил от этого удовольствие. — Что ж ты так орёшь-то? — молвил он, улыбаясь. — Потерпите, пострадавшая, потерпите, — и довёл дело до конца.
— Второй! — скомандовала Надя.
— У-у-у!.. Я мечтал об этом всю свою сознательную жизнь, — шутя признался он и приступил к следующей, правой, ноге и через менее громкие муки застегнул и этот сапог.
— Не вздумай обчистить дом! Учти, что я знаю твой московский адрес! — предупредила мышь и попыталась освободить свою ногу из бурундучьего захвата: — Пусти меня! Пусти!
Чип с неохотой подчинился, хотя и продолжал смотреть разомлевшими, подобострастными глазами на неё снизу вверх. Освобождённая и готовая к выходу Надя схватила сумочку и, больше ничего не говоря, исчезла в коридоре. Дверь хлопнула в сотый, если не больше, раз — и бурундук остался один. Так, совершенно неожиданно он занял чужое пространство, чужое дупло, и теперь, расслабившись и посерьёзнев, он поднялся и первым делом подошёл к серванту, где стояла фотография Нади, и, недолго думая, вытащил её из паспарту. Её дальнейший след затерялся в глубинах внутреннего кармана куртки Чипа, где, он полагал, её ждёт лучшая судьба.
Выбежав через гараж ко взлётной полосе, Надя запрыгнула в кабину самолёта и включила зажигание. На приборной доске заиграли огни, и что-то протяжное приятно заурчало внутри машины. Мышка положила руки на руль и откинулась на сиденье. Она задумалась о том, что она вообще делает. Как будто впервые в жизни, в первый, самый запечатляющийся раз, она столкнулась с неразрешимой проблемой, которая затребовала мыслительного напряжения невиданного порядка. Прежде ей, обладательнице технического мышления, и не приходило в голову, что поведенческие алгоритмы окружающих её существ лежат в плоскости не настолько уж и примитивной инженерной задачи. Надя закрыла глаза и, сильно сожалея о том, что пропустила для себя в жизни нечто важное, чем она не занималась по-настоящему, как тому следовало, пришла в состояние настоящей беспомощности. В той в области, которая должна бы стать наиглавнейшей в жизни, обнаружилась лакуна длиною во весь интеллектуальный рост… Она даже мимоходом вспомнила, отчего предпочла посвятить себя механизмам — в ущерб всему живому — и эта мысль, принося боль и нарушая равновесие, поглотила её настолько глубоко, что бортовой компьютер самолёта вынужден был пробудиться из состояния прострации первым.
— БКС подключён и готов к работе! — гнусавым металлическим тоном произнёс он. — Повторяю: БКС подключён и готов к работе!
Мышка открыла глаза и проморгалась.
— Проверить готовность к полёту! — машинально скомандовала она. Её голос подрагивал, волнение било в висках.
— Готовность полная! — отрапортовал БКС. — Осмелюсь напомнить, что самолёт в случае длительной стоянки стоило препроводить в гараж для укрытия от метеоосадков.
— Почитай ещё мне нотаций!.. — проворчала Надя, застёгивая ремни.
— Не понял команды! — отозвался комп.
— Точное время завершения крайнего полёта! — сформулировала она новый приказ.
—
— Значит… Чипполит тебя не брал… — задумалась мышка. — Странно…
— Не понял команды! — не меняя интонации, отозвался комп.
— Вот что… — продолжая блуждать в своих думах, промолвила Надя.
— Прежде задания новых команд, — перебил её мысли компьютер, — напоминаю о необходимости в целях безопасности удалить снег с плоскостей самолёта.
— С Новым годом! — нашла что ответить Надя и вручную на максимальной амплитуде помахала крыльями, разметая белые и пушистые покровы. — Сам бы мог догадаться это сделать!
— Обновление команды предполётной подготовки записано в постоянную память! — доложил он.
— Так… — снова задумалась она. — Что бы сделать?..
— Данное летательное устройство организовано для полётов по воздуху, — напомнил компьютер. — Задайте план полётов, маршрут и назначенное время прибытия.
— Куда лететь — понятия не имею… — рассеянно произнесла мышка.
— А ну вылезайте! — возмутился БКС. — Эта машина принадлежит команде «Спасателей» и задействуется только для служебных целей!
— Нет-нет! — словно проснулась Надя. — У меня появилась идея: полетели к железнодорожному вокзалу!
— Задание принято! Переключаю в автоматический режим полёта! — пробормотал компьютер. — Приготовьтесь к набору высоты!
— А чем плох старый добрый ручной режим? — сказала больше сама себе мышка.
— Команда неясна! — продолжал бормотать БКС. — Желаете меня выключить?
— Да, отдохни, — почти ласково молвила Надя и переключила его режим с активного во вспомогательный. Компьютер, не успев пожелать счастливого полёта, помигал ещё что-то лампочками и притворился спящим.
— Кстати! — вдруг вспомнила мышка — и машина, сдувая последние остатки снега, тихо тронулась с места и легко и почти бесшумно скользнула вниз с ветвей, опоясав неохватный ствол могучего дерева шлейфом искрящихся снежинок. Планируя над сугробами, Надя надеялась на случайный след фотографии, долженствующей обретаться где-то на снегу, но бреющий полёт только заметал под самолётом вихри, делая поиск никудышным, и она посадила аппарат на поверхность, провалившись по брюхо, и принялась расхаживать под окнами, разглядывая припорошенные корни. Шансов найти её не было практически никаких — именно это и заставило Надю испытывать удачу. Это было важно в час больших сомнений и могло предопределить дальнейшую судьбу нескольких людей, а может быть, даже и города. И судя по тому, как она старательно искала, нельзя было сказать, что всё это ей было безразлично. Перетоптав уже практически весь снег, она подняла голову вверх, к горящим окнам, пытаясь заключить для себя, является ли этот свет там, наверху, где теперь околачивается этот новый Чип, тем самым проникновенным знаком для её надежды и стоит ли немедля вернуться ей назад? Надя ещё постояла на месте и побрела к самолёту — где у самого носа блеснула свежим глянцем искомая фотка в нисколько не повреждённом состоянии. Мышка всплеснула руками и подобрала фотку.
— Всё-таки Чипполит! — сказала она на неласковый ветер и, приняв это знаком судьбы, запрыгнула в самолёт, где уложила карточку в сумку и завела моторы. — Куда я хотела — на вокзал? — добавила она, почёсывая нос.
Машина затряслась всем весом, выдёргивая из глубин сугроба опорные присоски, затем рывком, словно заяц, оторвалась от земли и поднялась крутой спиралью в небо — на высоту, не доступную обычным мышам. Там правил бал холодный ветер, хлопья бесконечных снежинок неслись в лицо, но Наденьке в её свободном течении мыслей полёт придавал только силу и твёрдость, он становился формой жизни, как это бывает у птиц, которые перестают понимать существ сухопутных, с их приниженной и приземлённой оценкой всего. Она даже радовалась, что отключила недавно установленного (а потому излишне любопытного) электронного попутчика. На какие высокие мысли может навести автоматический напоминатель, пусть даже ему удастся воспарить выше всего на свете? А именно туда влекло сейчас мышку, рождённую только ползать.
Она летела над ночным городом, который ещё и не думал спать: повсюду гуляли и веселились люди и звери и птицы и всё, что может радоваться лучшему дню в году, не успевшему ещё омрачиться никакими печальными событиями. Даже взрослые, словно дети, окунались в снег и кидались снежками, как будто одной сменой дат снег как бы сам собой изменился и очистился от кармы ушедшего года и метание его в окружающих несло несомненное благо в их жизнь. Та энергия и большая начальная скорость, с которой оно производилось, придавали этому действу вид обряда обновления души и делали его неотвратимым для любых прохожих. Влюблённые и того норовили насыпать снегу друг другу за шиворот или целиком запихнуть головой в сугроб — игра для иного времени года мало похожая на любовную ласку, однако сейчас производящую сумасшедший и бурный восторг.
А Наденька летела и смотрела на это сверху, позабыв свой прежний маршрут и растворившись в пространстве живого города, как его атомарная частица, и некому было напомнить ей направление. Бортовой комп молчал, а сама она уже не думала ни о чём, по крайней мере печальном. Тем не менее её руки направляли машину умело и верно, не требуя задумываться над тем, что они и так чудесно знают. Вылетая на площадь Большого Дуба с величавой доминантой посреди, лишённой листьев, но не достоинства, мышка облетела его клумбу, заваленную многометровыми сугробами, едва ли могущими поглотить самое большое дерево города целиком, и устремилась над гуляньями в сторону вокзала. Взяв б
Всё то время, пока Надя летала, Чип скучал. Его думы были не менее тяжелы и компенсировались лишь руками, поддерживающими голову в районе подбородка. Имея полную свободу действий во всём пространстве дупла, он не предпринимал ничего и только смотрел сквозь воздух, временами переминая пальцы. Думал ли он о том, что всесильная судьба перекраивает любые планы или он сам есть вершитель её — так и останется навечно сокрыто от нас в крутизне извилин его титанического мозга. Но вот что точно должно было его тревожить — так это развитие Фоксиных сентенций о том, что женившись не на Гайке, он разрушит свою команду «Спасателей», в нечто такое, что теперь разрушит обе! Пусть капитан дубненских — напыщенный болван — бог с ним! — но ведь Чип крадёт у него не только невесту, но и механика! Плюс изобретателя и пилота №
Тяжесть его дум разорвал какой-то скрип и повторяющиеся звуки, которые шли явно не с улицы, а потому Чип метнулся к двери и подслушал сквозь щель, как действительно где-то в гостиной раздавались шаги и велась негромкая хозяйственная деятельность. «Наденька вернулась!» — не сомневался Чип и, наполняясь силой внезапно возникшего задора — в противоположность продолжавшейся тоске — двумя скачками образовался у постели, схватил с неё гитару и помчался босой встречать хозяйку, попутно вспоминая все серенады наиболее сладкой любви. По дороге ему приглянулась большая, но пустая рама для картины, стоящей у шкафа в ожидании появления содержания, и это дало бурундуку новую идею. Он взглянул на гитару и, покрутив её в руках, нашёл, что не может даже вспомнить, какого цвета была его тетрадь с аккордами (хотя она была зелёной), и отбросил гитару. Вместо этого он ринулся к столу, заправил напёрсток остатками пузырящейся жидкости и вместе с пустой рамой выбежал в коридор. Ошибиться было невозможно: в гостиной кто-то находился — и Чип, застыв в дверях, установил захваченную раму и высунулся из неё, как диктор из телевизора. Чувствуя, что его дама приближается, он заиграл хвостом и, воздевая напёрсток и даже расплёскивая шампанское вокруг, со всей возбуждённой феерией громогласно откашлялся и запел:
— Налей, налей бокалы! Кто врёт, что мы, брат… пьяны…
Однако его натурально оперный тенор как-то оборвался, когда в фокус его взгляда попала фигура той, кто испускал шаги, шумы и вздохи. Нет, ею оказалась совсем не та, кому предназначался сей променад. Это была Вольфи — летучая мышь из команды дубненских «Спасателей». Ей случилось первой возвратиться с вечеринки, где долго зависала вся команда, — и мышь была не в лучшем духе. Не будем вдаваться в то, что именно заставило её вернуться, хотя… слегка подпорченное настроение могло бы навести на мысли, что её муженёк ради веселья, конечно, вновь чего-то начудил. И правда ей легче было уйти, чем наблюдать результат его шуток. А тут — новый чудик на пороге!..
— Ты кто? — уставилась она на нежданное шоу.
— А ты кто? — сконфуженно переспросил Чип, спешно удаляя свой лик из «телевизора». — А… А-а, я догадываюсь, да. Прости. Щас…
— Не приближайся, а то закричу! — отпрянула мышка.
— Нет-нет, я не приближаюсь… — промямлил бурундук и, тыча в сторону Надиной комнаты, продолжил: — Щас я только оденусь и всё тебе…
— Смотри не двигайся! — предупредила Вольфи, а сама за неимением подручных средств защиты спряталась за винтовую горку со второго этажа и наблюдала оттуда одним глазом.
— Я н-не двигаюсь! Я щас оденусь… — мямлил босой Чип, но всё-таки ускользнул в коридор, удаляясь к Наде и продолжая клясться: — Ты не должна меня бояться! Щас я только…
— Скажи… — перебила его Вольфи, осторожно продвигаясь за ним по коридору на дистанции прыжка.
— Да? — отозвался он уже из глубин комнаты.
— А зачем ты к нам влез? — спросила она, заглядывая из-за двери.
— Понимаешь, как тебе объяснить? — начал он старую историю, надевая башмаки. — У нас с друзьями традиция: мы в Москве каждый год
— Ну-ка! — скомандовала Фольфи, не вдаваясь в детали.
— Что: ну-ка? — не понял Чип.
— Выворачивай карманы!
— Да в общем я украл-то всего
— Не густо! — признала мышка.
— Вот именно, — улыбнулся бурундук.
— Положи на стол, — приказала она, игнорируя улыбки.
— Пожалуйста, — спокойно ответил Чип и пошёл к столу, чтобы оставить там добычу.
Как только его взгляд обратился от Вольфи, она скользнула за дверь, захлопнув её бесшумно, исключительно как умеют летучие мыши, и привернула ключик, который, кстати, очень напрасно забыл здесь сам Чип.
— Где же ты? Куда ты исчезла? — наивно захлопал глазами бурундук, когда след её простыл.
— Попался! — злорадно посмеивалась за дверью Вольфи, потирая крылья, и лишь сейчас, обретя спокойствие, выдохнула свободно.
Длинные галереи «Космодрома», усеянные различными заведениями, особенно в верхней своей части, вели Надфелину к конторе №
— А… «Спасатели»! — смягчилась она, разглядев визитёршу.
— Здравствуйте, Эммануила Виторгановна! — несколько устало улыбнулась Надя.
— А то, я смотрю, кто может к такую рань к нам пожаловать! — пыталась тоже улыбнуться хозяйка конторы. — Проходите, садитесь!
— Всё спите на работе? — по-свойски спросила Надфелина.
На сей раз начальница прыснула, едва не выронив стакан с чаем, который почти уже протянула гостье.
— Мыши никогда не спят! — сказала она убеждённо. — Вы это прекрасно знаете.
Наденька приняла с поклоном чай и пригубила, чтобы немного согреться.
— Ну! Я вас слушаю! — подчёркнуто вежливо произнесла Эммануила.
— Понимаете… — начала Надя. — Нам надо красиво отправить одного друга. Наиболее комфортно, что ли…
— Ну, вы знаете, милая, наши возможности не настолько изменились. Но безопасность пассажирской перевозки мы по-прежнему обеспечиваем.
— Да, его… безопасность! Нужно, чтобы он был… действительно доставлен до конечной точки.
— Конвой? Наручники? Закрытая зона?
— Нет-нет! Никаких ограничений! Это наш московский коллега.
— Тогда я не понимаю, чего вы хотите?
Надя замялась.
— Не можете сами избавиться от одного командировочного, опустошающего ваш холодильник, а? — довольная своей шуткой, расплылась начальница.
Надя молчала. Ей было невозможно трудно извиваться от наступательной прозорливости сотрудницы иных структур. Нельзя сказать, что их ведомства находились в вековом противоборстве, но и взаимодействие иногда протекало не так гладко, как крыша этого здания.
— Это наш агент, — всё же что-то придумала она. — Мы не можем отправлять его в общем потоке. Нужна полная конфиденциальность и…
— О! — изумилась начальница отдела. — Поэтому вы не стали обсуждать это по телефону, а пришли сами лично?
— Да… — потерялась в мыслях Надя.
— Багаж?
— Так, ничего, ручная кладь.
— В настоящее время, — вдруг насупилась начальница, заглянув в свои бумаги, — для индивидуального пассажира особой перевозки все брони закрыты до конца недели. Вы на какой день планировали отправку?
— Сегодня. Как можно скорее! Я думала…
— Мест нет! Отправляйте в общем вагоне.
Надфелина начала нагреваться.
— У нас специальный пассажир! — выпалила она, грозно стуча пальцем о стол.
— Да, я вижу… — невозмутимо ответила Эммануила Виторгановна, не отрывая глаз от пальца. — В распоряжении имеется лишь одно место на автобус
— Ну так он настал! — воскликнула «спасательница».
— Помилуйте, какое? Инструкция запрещает мне задействовать резервы понапрасну. Если бы ваш агент был важным лицом…
— Он важное лицо!
— Кто он? — сощурилась начальница отдела. — Как его фамилия?
— Это Чип, капитан московских «Спасателей», — сдалась Надя, не зная уже, зачем она это делает.
— Капитан московских! Ну надо же… — покачала головой Эмма. — А он женат?
— Мне это неизвестно… — пыталась всё же юлить Надя.
— Как же так? — подцепив за оплошность, оторопела начальница, и улыбка заиграла на её лице.
— Возможно, нет, — выжимая из себя слова, произнесла Надфелина и бросила на собеседницу взгляд, который обычно насекомых и граждан рангом ниже начальника отдела убивает сразу наповал.
— Всё-всё! — замахала руками Эмма. — Сразу бы сказали…
Закипела бумажная работа, в продолжение которой обе мыши молчали, одна другой напряжённее, каждая от своей натуги, и наконец из-под руки начальницы малого линейного отдела выпорхнул листок и упал перед Надфелиной Васильевной.
— В силу важности заявленного лица, — почти торжественно произнесла Эммануила Виторгановна, — отправим первым классом. Экспресс без остановки до конечного пункта. Теплынь от печки, никаких сквозняков, комфортабельные сиденья с регулятором для хвоста. Автобус
Надя молча взяла проездной документ и, жестами выражая благодарность, встала из-за стола.
— Очень, очень загадочная миссия! — не унималась задорная Эмма. — Живёте же вы интересно — каждый день приключения!.. Не то что у нас, канцелярских…
Наде оставалось только вынужденно улыбнуться, поклониться и пойти на выход.
— Привет Чипполиту Георгиевичу! — услыхала она вослед и вздрогнула. Всё произошедшее за последние несколько часов перевернулось в её голове и, словно в калейдоскопе, выпало в новую, более содержательную конструкцию. У самой двери она развернулась и грянула:
— Да! Кстати! С Новым годом!
— И вас, вас также!
Дверь хлопнула, и отравленная новой мыслью мышь уверенным шагом удалилась к своему самолёту.
Обратной дорогой она полетела вдоль Волги, то снижаясь, то возвышаясь над городом, для того чтобы ловить лютый ветер в корму. Давая лишний крюк, она не рассчитывала на то, что самолёт будет нести словно пушинку почти без топливных затрат, — она сама не знала, зачем это делает: просто оторвала от руля руки и наблюдала плывущий под нею город. Надю завлекло это настолько, что она растворилась в чувстве бескрайней свободы, лишившей её разом камня с души, сброшенного как балласт с воздушного средства, потерявшего прежнюю высоту. Уже вовсю рассветало, и ленивое солнце ползло на свою дневную работу, пронизывая оранжево-розовыми лучами всё, что даже не в состоянии было обогреть. Оно врывалось в полусонные окна, в арки, проёмы и проулки, настигая тьму новоявленным потоком нового дня нового года, более ярким и певучим, чем обычно. Наденька даже не заметила, как долетела до края города, упиравшегося в величественную плотину ГЭС, набрала ещё высоты и полетела вдоль неё. Она смотрела на всё вокруг себя, наслаждаясь этим словно в первый и последний раз в своей жизни, впитывая всё прекрасное из всего того, что проплывало мимо и в то же время оставалось с ней навсегда. Да, она любила свой город, тихий наукоград, населённый лабораторными мышами, делающими свой посильный для каждого вклад в величие непобедимого разума, именуемого наукой. Здесь она родилась, здесь же прошла все врата учёности, и здесь же встала на защиту от участившихся иноземных посягательств на его научные центры. Это была её родная земля, которая источала смысл её жизни. Любуясь ею, мышка достигла ближний берег Волги и устремилась прямиком в не менее значимое и родное дупло.
Всё ещё запертый, Чип сидел у двери, поджав под себя ноги, печально согнувшись и упершись подбородком в жестяную обечайку гитары. Ещё печальней его застеночного вида была его песня, многосложно выводимая к своему логическому концу в течение последнего получаса и непрерывно сопровождаемая душераздирающими звуками жестяного аккомпанемента. Прежде в своей жизни Чип был далёк от самородной сентиментальности, но теперь исполняемая в каждом дворе песня о разных моральных аспектах любви слона и мыши прямо хлестала из него, делая его кручину ещё более неразрешённой. Вольфи, точно так же сидевшая по ту сторону двери и не отходившая ни на шаг, настолько прониклась этой историей, что тихая слеза то и дело накапливалась в уголке её глаза, заставляя сметать себя частыми морганиями и взмахами подрагивающих крыльев. Когда трагическая развязка была уже близка, и казалось, что её нельзя никак отвратить, появилась и впрямь спасательница Надфелина — и конец сюжета повис в воздухе.
— Вольфи! — удивилась она. — Почему ты сидишь в коридоре?
— Сторожу преступника. А он меня песнями развлекает.
— Преступник — это я! — откликнулся из-за двери Чип.
— С Новым годом, Наденька! С новым счастьем! С новым здоровьем!
— Спасибо, Вольфи! — улыбнулась мышка, и они крепко расцеловались.
Чип отложил многострадальную гитару, а в месте с ней и свою печаль.
— Вольфи, давай отпустим его на свободу! — сказала Надя совсем обычным голосом, и спустя мгновенье в двери щёлкнул замок, отворяя её заждавшемуся сидельцу.
— Ну? Замёрзла? — со всей теплотой домашнего содержания спросил он и даже, деликатно взяв Надины руки в свои, поцеловал их, к совершенному удивлению Вольфи.
— Нет, — спокойно отвечала мышка. — На самолёте каталась!
— На самолёте?.. Куда это ты на самолёте каталась? — почти по-мужнински справился бурундук.
— Достала тебе билет на утренний экспресс, — ничуть не поддаваясь его обаянию, ответила она и, запустив руку в сумочку, выдала ему документ.
— Билет мне достала? Вот спасибо!.. — рассматривая бумагу, ответил Чип. — Слушай, я тебе страшно признателен! Автобус, кресла с регулятором для хвоста! Просто у меня нет слов, я даже не знаю, как тебя благодарить! Избавила меня от необходимости изыскивать на это средства… Спасибо! — произнёс он, открыто заглядывая ей в глаза. — Спасибо! И хотя у меня не очень большая зарплата… — и вместо продолжения ринулся и вышвырнул уже известным движением билет в окно.
— Пойду-ка я к белкам продолжать встречать Новый год! — пробубнила себе под нос после этой сцены Вольфи и торопливо собралась на выход.
— Спасибо тебе большое! — неожиданно прокричал ей вслед Чип. — Ты замечательный «Спасатель», правильный!
— Смотри, Надфелина, — напоследок сказала Вольфи, — чтоб к моему возвращению не завёлся здесь кто-нибудь третий!
— Не беспокойся, этого уж я не допущу! — заправски отрезал бурундук.
— Если ты помнишь, — начала Надя, когда летучая мышь скрылась из виду, — я обещала тебе вернуться с фотографией Чипполита.
Она бережно вынула её из сумочки и, подойдя к серванту, водрузила её на старое место, как флаг своей независимости. Её победа была бы полной, а улыбка — шире и значительней, если бы Чип, не теряя времени, не схватил не успевшую простоять и секунды фотку и не принялся рвать её на части, приторно и притворно приговаривая:
— Ах! Ой, ой какой кошмар!
— Ты авантюрист!! — выпалила, не смиряясь с сокрушительным поражением, мышка.
— Ой какая жалость! — продолжал он рвать карточку ещё мельче.
— Ты… наглец!
— Ой какие мелкие кусочки! Ой… — с деланной трагедией в голосе промолвил он и словно конфетти празднично развеял их по комнате.
— Ты бесстыжий нахал! — бросилась на него с кулаками Надя и заколотила его в грудь.
— Конечно!.. — тихо и даже ласково отвечал бурундук.
— Бандит! — кричала она, не зная, что ещё сделать.
— Конечно!..
— Варвар!
— Ну конечно!..
— Ты… алкоголик!
— Ну конечно!..
— Ты обалдуй!
— Да-да-да…
— Ты знаешь… кто?.. — совсем стихая, едва слышно заговорила мышка, и уже ничто не мешало бурундуку обнять её и, запустив руку в волоса, прижаться к её щеке.
Как гром грянул стук в дверь. В который раз и как нарочно. Чип и Настя уже не воспринимали этот звук как нечто, что должно отвлекать их друг от друга. Тем более что уже невозможно было отказаться от мысли, что это общее мироустройство, именуемое судьбой или роком, не даёт им спокойно взаимно себя осязать.
— Не будем открывать! Нас нет дома!.. — шептал Чип, не выпуская из рук любимую. — Кто бы ни был! Не откроем!
— Странные звери! — морщилась Надя, отвечая на продолжавшийся стук. — Не открываем — значит нас нет?!
— А если мы дома и не открываем — значит мы никого не хотим видеть, — продолжил её мысль Чип.
Сила его мысли как-то подействовала на незваных гостей, и уже казалось, что они осознали свою ошибку и удалились — как вдруг грохот в дверь опять разразился с новой силой.
— Какая бестактность! — не отрывая взгляда от Нади, прошептал бурундук.
— Какая невоспитанность! — вторила мышка.
Ещё несколько секунд ожиданий только усугубили участь двери, в которую буквально начали бить ногами.
— Но это уже… просто хулиганство! — даже улыбнулся невиданной наглости Чип.
— Назло теперь не откроем! — кивнула мышка.
— Угу… — поддержал её командир «Спасателей», лобзая в зарделую щёку. — Крепись, Надя!
Однако их терпение уже истекало, потому что долбить в дверь уже начали головой или её полным отсутствием.
— Ну что они — рехнулись? — начала опасаться сложившегося положения мышка.
— Будь мужественной! — подкреплял её Чип.
— Ах! Придётся открыть… — всё же сдалась Надя. — Иначе они выломают дверь…
— Ну, тогда это сделаю я! — решительно сказал бурундук и двинулся на грохот.
— Чип! Держи себя в руках! — побежала за ним мышка.
Распахнутая Чипом дверь, отворяясь, даже не скрипнула — и всем своим телесным напором внутрь ввалился Чипполит — весёлый и с блуждающими осоловевшими глазками.
— Ребята! — произнёс он, подымаясь, нетвёрдым языком. — А это я ломаю дверь! Угу… Я пришёл… у-у-у… поздравить вас с Но… с Новым годом, с новым счастьем! Примите проще… Ой, очень есть хочется! Голодный — как зверь! — и не ожидая приглашений и не раздеваясь, он двинулся к столу.
— Я тебя… в первый раз в таком виде вижу! — оторопела Надя.
— Э-хе-хе! — рассмеялся герой новой сцены. — А я именно в первый раз в таком виде! И я себя в таком виде первый раз вижу! Шёл по улице малютка, посинел и весь продрог! Ур-р-р! Ботиночки на тонкой подошве… — вот он знает! — тыкнул он в Чипа. — Он всё знает… Ой-х-х… Но нашлись люди, — покачал он пальцем, — нашлись! Приютили, подогрели, обобрали… М-м! Подобрали — обогрели! Ой-й… — он грузно сел за стол и начал заправляться его остатками, продолжая философствовать: — Всё-таки жизнь — удивительная штука! Полна неожиданностей… Извините! И это, между прочим, прекрасно, прекрасно! Разве может быть запрограммированное, ожидаемое, запланированное счастье, а? Не-а. Ой, господи, как скучно мы живём! В нас пропал дух авантюризма! Мы перестали лазить в дупла к любимым женщинам! Мы перестали делать большие хорошие глупости! Ай, какая гадость! какая гадость эта ваша заливная рыба! — очень выразительно в общем потоке слов вымолвил он и отставил тарелку. — Я в следующий Новый год обязательно пойду в баню! Угу!
— Зачем же ждать целый год? — переглянувшись с Надей, спросил Чип.
— А? Правильно! Идея! Очень верно! — с расплывшейся улыбкой согласился Чипполит, похлопал в одиночестве в ладоши и вышел из-за стола. — Вы разрешите… пройти?
Чип с Надей расступились, и только сейчас, как он удалялся со словами: «Блабладарю вас!» — на его спине стали видны следы глубокого падения: как будто по нему прошла рота лесных зайцев и мохнатый суслик с барабаном в придачу. И так, не встречая сопротивления, Чипполит ушёл с глаз долой в ванную нору, недавно оборудованную Наденькой, и немедля включил душ.
— Кажется, он открыл воду? — забеспокоилась мышка. — Зачем?!
Оба они поспешили за ним в ванную, где тот уже во всей верхней одежде вовсю купался под дождиком, намыливая мочалку.
— Ты, что, с ума сошёл?! Перестань немедленно! — вскричала Наденька, распахивая занавеску.
— И даже и не подумаю! — заявил Чипполит, не отвлекаясь от своего занятия.
— Какой ужас!.. — схватилась она за голову. — Ты соображаешь, что ты делаешь?
— Ну не мешайте! Закройте! — прикрикнул он и попытался задёрнуть занавеску обратно.
— Чипполит! Пальто испортишь!.. — умоляюще запричитала мышка.
— Ой, ну не мелочись, Наденька!
— Чипполит, я тебя умоляю: вылезай!
— Ты хоть шляпу-то сними! — покачал головой Чип.
— А мне и в шляпе хорошо! А ты вообще помолчал бы! — отозвался уже изрядно вымокший бурундук и принялся тереть себя поверх пальто мочалкой.
Чипу с Надей только оставалось наблюдать, чем всё это закончится. А Чипполит, продолжая ощущать на себе их внимание, сунул голову под душ.
— О-ой, тёпленькая пошла! — пропел он и, расширяя свободу действия мочалкой, продолжил: — Под новый год некто отправляется в баню — это его прекрасно характеризует — потом он там надирается по случаю женитьбы — это тоже в его пользу — а потом его, как чурку, кладут в поезд — и он попадает в другой город.
Чип прямо глядел на него и молчал, хотя это было всё о нём.
— Потрите мне спинку, пожалуйста! — обернулся к «Спасателям» Чипполит. — Ну пожалуйста! Что, вам трудно, что ли? Ну… не хотите — как хотите… Что же я могу поделать? — он развёл руками, отложил мочалку и, завернув краны, присел на краешек ванны и продолжил, выжимая едва поддающуюся этому шляпу: — Да! В этом городе ему подворачивается другая подруга — про московскую невесту он забывает — естественно, обзаводится новой, дубненской… Это, конечно, потому что он, опять же, зверь высоких моральных устоев.
— Я прошу тебя, перестань, — спокойно попросил Чип.
— Вы, что, обиделись? — покосился Чипполит и, нахлобучив на голову выжатую шляпу, приступил к опорожнению ботинок, полных воды. — Не обижайтесь — это же правда! А на правду нельзя обижаться, если она даже горькая. Надя, вот за такой короткий срок старое разрушить можно, а создать новое — очень трудно. Нельзя! Конец новогодней ночи — завтра наступит похмелье, пустота-а… Самое интересное — что вы оба знаете, что я прав. — Он неторопливо протёр лицо первым попавшимся ему полотенцем, вылез из ванны и, извиняясь, двинулся на выход из штаба, на ходу закручивая вокруг шеи мокрый, как бобровый хвост, шарф и застёгиваясь.
— Куда? куда ты идёшь?! Простудишься! — выскочила за ним Надя.
— Оставьте меня! — устало выдавил Чипполит, укутывая нос в воротник.
— Не уходи, я прошу тебя, не уходи, останься! — схватил его локоть у самой входной двери Чип. — На улице мороз!
— Уберите руки! — рявкнул сокрушённо капитан дубненских «Спасателей», распихивая пытавшихся его остановить. — Может быть, я хочу простудиться — и умереть…
Дверь хлопнула за ним, и в образовавшейся пустоте после его ухода долгое время стояла тишина. Чип и Надя не смотрели друг на друга; они стояли в прежних положениях, раздираемые внутренними чувствами.
— Боже мой, как я устала!.. — нарушила наконец тишину Надя. — Какая сумасшедшая ночь!..
— Если он явится ещё раз, он подожжёт дом, — не столь измождённо произнёс Чип. — А если говорить честно, он мне очень понравился.
— Он ведь сказал то, что мы сами не решаемся сказать друг другу, — продолжила она.
— Ты с ума сошла… — вперился в неё глазами Чип. — Опомнись!
— Именно это со мной и происходит, — холодно ответила Надя.
Их диалог внезапно прервала снова распахнувшаяся дверь. Но это всего лишь была Вольфи.
— У белочек уже спать ложатся, — сказала она, сходу сбрасывая свою шубку. — А на улице торчать — холодно! Это вы Чипполита окатили? Он щас шёл весь мокрый!
— Это он мокрый от слёз… — безотрадно и медленно вымолвил Чип.
— Эх! — покачала головой летучая мышка. — Обидели такого хорошего «Спасателя»!
Она не стала томить их своим присутствием и быстро удалилась в свою комнату.
— Ну что ж… — тихо молвила Надя. — Тебе пора…
— Но ведь поезда уходят через каждый час, — смутился Чип.
— Час ничего не спасёт, — вздыхая, ответила мышка.
— Нелепость какая-то, просто глупость! — схватился бурундук за голову. — Мы потом всю жизнь себе этого не простим!
— Надо уметь сдерживать чувства, — рассудочно отвечала Надя.
— Зачем? Не слишком ли часто в жизни мы сдерживаемся?
— Пойми, Чипполит ведь где-то прав: мы немножко сошли с ума… Новогодняя ночь кончилась — и всё становится на свои места.
— Утро уже, — глядя в окно и словно не слушая её, отвечал Чип. — У меня такое ощущение, что за эту ночь мы прожили целую жизнь.
— Подними билет, — подала мысль мышка. — Я думаю, его можно найти.
— Нет, автобусом я не поеду. Трястись два часа, вдыхая бензиновые пары!
Чип подошёл и сел с ней рядом, охватив свою голову руками.
— Ты, пожалуйста… вспоминай меня… — сказала, погодя, Надя.
— Ты тоже…
— Иди, Чип, иди!
— Можно я тебя поцелую? На прощание…
— Нет, не надо. Не надо, я тебя очень прошу!
— Давай посидим, — мучительно тянул время Чип, — перед дорогой.
Минуту или две тянулась тяжёлая тишина.
— Я украл твою фотографию! — неожиданно вспомнил бурундук.
— Мне очень приятно, что у тебя останется моя фотография, — сдержанно улыбнулась Надя.
— А если катастрофа на железной дороге, можно я останусь? — сделал последнюю попытку Чип.
— Нет. Тогда уезжай автобусом.
Он поднялся, тяжело и расстроенно, не целуя, прислонился к её голове, охватил её руками, последний раз провёл по волосам и, выпрямившись и более ни на что не глядя, спешно зашагал прочь, на ходу хватая свою куртку и шляпу. Ещё через секунду он навсегда покинул это место.
Чип опомнился только, когда достиг дубненского «Космодрома». Едва запустив ногу за его порог, он потерял скорость и двигался только силой напиравших сзади граждан, особенно женского пола. Их было так много в это утро, что, казалось, если бы каждая мышка пискнула, то общим звуком можно было оглушить слона и треть Земли, на нём стоящей. Бурундук поначалу и не пытался сопротивляться этому потоку, потому что его всё равно бы вынесло куда-нибудь, куда течёт общая толпа. Он озирался, извинялся за наступление на ногу и снова вертел головой. Кругом были мыши: молодые, красивые, юные создания, спешащие на новогоднюю распродажу; Чип вглядывался в их лица — в одну, в другую, в третью — но никакое из самых прелестных девичьих лиц в лучшем новогоднем настроении не цепляло его душу, проходя её насквозь мимо. Его ужаснула очевидная мысль, что эта пустота — навсегда и точка невозврата, связывающая его с материком единственно возможной в жизни любви, уже пройдена, и волна тревожного угнетения по утрате, ради которой только и стоило жить, прокатилась по его телу до самого хвоста. Он задёргался и попытался развернуться, но толпа несла его дальше. Шансов выплыть в этом море у барахтавшегося против течения бурундука не было никаких. Не терпя смирения, он действовал безуспешно руками и локтями, только зря расцарапывая себе одежду; на неудачном развороте сцепился шарфами с какой-то дамой, которая, по её виду, согласилась бы признать это знаком судьбы, но Чип выдрал шарф с таким ожесточением, что только разгоревшиеся глаза её померкли и она поддалась дальнейшему всеобщему течению вглубь увеселительного чертога. Выбиваясь из сил, бурундук едва смог, длительно загребая руками, почти как вёслами, переместиться на периферию потока и затем, словно выброшенный морем на прибрежный песок, упал в ящик под пожарным щитом. Селевой поток граждан продолжал клокотать вокруг него, мерно сменяя последовательность лиц, одежд и доносящихся фраз. Чип смотрел одним глазом на это движение, которое уже слилось для него в единый цикл предрешённой и несменяемой жизни, и только копил силы, чтобы подняться. Наконец он вскочил и, отряхиваясь, протиснулся осторожно по стеночке вперёд, где заметил заранее лестницу наверх, и бегом через две ступеньки помчался на верхние этажи, ещё не наполненные народом. Там он легко нашёл переговорный пункт и, изодранный и измазанный, вбежал в него и бросился к стойке:
— Мне нужно срочно связаться со штабом «Спасателей»!
— Восьмая кабинка, проходите! — испуганно выпалила барышня и даже немного высунулась из окошка. — А что случилось?
— Всё пропало… — прошептал себе под нос Чип и метнулся в указанную восьмую дверь и сорвал трубку телефона.
В трубке были только гудки. Бурундук, тяжело дыша, вытер сочащийся пот со лба и перехватил трубку на другое ухо. Гудки не прекращались — целую вечность, сколько бы он ни ждал. Он понимал, что это значит: по-иному в штабе бы быстро ответили, и далее надеяться он мог только на случайность. Чип прекрасно себе представлял, как штатный аппарат связи «Молния» объявляет гнусавым металлическим голосом запрос на голосовой вызов из переговорного пункта «Космодрома», как Наденька, не могшая заснуть, в своей стандартной голубенькой пижамке сидит рядом, закусывая губы, и смотрит на трубку, которую не в силах поднять; как она ждала этого звонка, чтобы на него не отвечать… Да так, в сущности, и было. Командир московских «Спасателей» отчаянно бросил трубку и метнулся обратно вниз, чтобы раствориться в уже подразжижевшей толпе.
— Объясни мне, что произошло? — набросилась на Чипа Фокси, едва он по возвращению ступил на первую доминошку дома. — Я ничегошеньки не понимаю! Я вся изволновалась! Куда ты пропал?! Я сижу тут одна! Скажи мне, что случилось? Где Гаечка?!
Весь потрёпанный и усталый, как будто после боевых действий, бурундук стянул с себя куртку, небрежно бросил шляпу на стол и огляделся вокруг. На удивление, он и правда не мог найти никаких отличий с Надиным штабом, словно не покидал его намеренно, — даже номера на доминошках при входе — и те совпадают! Летучая мышь смотрела на него и не понимала, что с ним происходит, отчего он завис и так глупо таращится на всё, как на что-то для себя новое. А Чип развернулся к ней после минуты сосредоточенного раздумья и действительно каким-то изменившимся голосом сказал:
— Фокси, я ездил в Дубну.
— Куда? — оторопела летучая мышка.
— В Дубну. Прости, ради бога, я ужасно устал и хочу спать.
— Значит, ты опять убежал в Дубну?
— Фоксечка, милая, — умоляюще посмотрел капитан, — ну, ты же знаешь… Каждый год…
— Как это: отправили? Ты что — бандероль, посылка, чемодан?
— Я тебя умоляю! — схватился он за голову. — У меня разламывается голова!
На него и взаправду было жалко смотреть, а ему самому ничего не оставалось, кроме как побрести в свою комнату.
— Ты, что же, ничего не соображал? — не отставала от него Фокси.
— Ни бум-бум…
— Ах, до чего же ты, командир, распустился! Ужас, ужас! Нет, тебе необходимо жениться! Надо, чтоб ты хоть кого-нибудь слушался! Тебе, конечно, с Гаечкой объясняться тяжело, но ничего, ничего! Я сейчас же полечу за ней и притащу её сюда!
— Я тебя умоляю, не надо, — ответил Чип, садясь на свою незастеленную постель.
— Ты, что, уже не хочешь жениться на Гаечке? — подсела к нему мышка с широко раскрытыми глазами.
— Я встретил другую, — членораздельно ответил Чип, глядя в точку с обратной стороны стены.
— Где?
— В Дубне.
— Когда?!
— Сегодня ночью.
— О господи… И поэтому ты расстаёшься с Гаей?
— Да, — едва слышно ответил он.
Летучей мышке как вроде поплохело. Ещё вчера она рассталась уже мысленно со своей тяжёлой ролью жены одного «Спасателя», но единственной хозяйки всей команды, чтобы сегодня, в самый праздник, узнать, что её галеры всё так же на плаву и грести надлежит на полном ветре. Коря себя за непроходимую наивность, от которой так и не смогла отучиться, она разволновалась до того, что на целую секунду свет перед её глазами сузился, померк и только после появился.
— Фокси, что с тобой? — взволновался Чип. — Что с тобой?
— Ой, подожди!
— Ну, что, прошло?
— Ты бабник, — отходя, сказала мышка. — Бабник!
— Ой, Фокси-Фокси, я несчастный бурундук! Почему мне так не везёт в жизни, а? Да и не надо мне жениться!
— Да-да… — махнула крылом мышка.
— Зачем? — продолжил он. — Правда? Не надо! Всё равно никто не будет за мной ухаживать лучше, чем ты, как и за всеми.
— Ах, хитрец, а! — покачала она головой, смиряясь со своей судьбинушкой.
— Представь себе: здесь у нас появится посторонняя самка, — не останавливался Чип, поднимаясь, для того чтобы вынуть из куртки фотографию любимой и положить её на тумбочку рядом с кроватью. — Ещё неизвестно, как вы поладите. Да и поладите ли. Я начну раздражаться… Ай, нет, всё! Всё к чёрту! К чёрту! Пусть всё остаётся по-прежнему. — Он упал на кровать головою в подушку и изготовился отрешиться от невзгод этого долгого дня.
— Бедный ты мой травоядный хищник! — пожалела его Фокси, накрывая одеялом до самой головы. — Ложись, ложись — всё образуется! Ложись, отдохни!
Мимоходом она таки не могла не пройти мимо фотографии и взяла её в крылья.
— Как её зовут?
— У неё удивительное имя! — выказав из глубин подушки нос, отвечал Чип и невольно улыбнулся. — Надя.
— И главное — редкое! — задумчиво произнесла главная по жизни дежурная и оставила капитана в покое.
Лёгкой тенью по штабу «Спасателей», пребывающему в состоянии полуденной дрёмы, промелькнула фигура, где-то отдалённо нами виданная. Для неё не составило труда отыскать комнату Чипа, благо перемещаться по ней она смогла бы и с закрытыми глазами. И даже ключ также чудесно подошёл к её двери. Откуда у неё был ключ, отпирающий двери бурундуков, и кто ей и для чего его выдал, мы сейчас вдаваться не будем, ибо придётся тогда рисковать одним глазом. Однако дверь приоткрылась, и в комнату вошла… Наденька! Да, точно — это была она, сомнений не оставалось хотя бы даже потому, что под мышкой мышка принесла с собой также уже много где засветившийся портфель с веником. Зайдя внутрь, она первым делом осмотрелась, у вешалки поправила куртку Чипа, ей знакомую, думая, какой он таки небрежный недотёпа, хотя её туда перевесила Фокси, и неторопливо подошла к его кровати. Она села подле и, не намереваясь его будить, просто любовалась им, словно младенцем в колыбели, не чаявшим, как его любят. Затем она удержаться не могла, чтобы не прикоснуться к нему, дотронуться сначала одним пальцем, провести по его руке, выпростанной из-под одеяла, а потом легко, таки озорно, пройтись двумя пальцами по щеке и соскользнуть ими с носа, точно маленький лыжник. Чип поморщился, почесал щёку, не открывая глаз, — но Наденька, уже не отнимая рук, обняла его лицо и смотрела на него, ожидая, что он вот-вот разверзнет свои ясные очи. И они открылись, но были мутны и потому не видели и не понимали, что видят. Бурундук отмахнулся от видения перед собой и, продолжая думать, что всё ещё спит, перевернулся на другой бок и вздохнул в подушку. Однако какое-то внутреннее чувство, пересекая всё то, что укладывается в парадигму рационального восприятия мира, подсказало ему, что это не сон, и он вскочил как ужаленный и уставился на Надю, совершенно ничего не понимая.
— Надя?!.. — словно вздох, вырвалось его слово наружу.
— Ты забыл у меня свой веник… — тихо улыбнулась она.
— Как же ты меня нашла?! — переходя из горького сна в сладкий, молвил он.
— Ты всё-таки непроходимый тупица! — рассмеялась мышка и протянула ему свои руки, которые он немедленно захватил в свои, и они обнялись и стали бы и дальше предаваться нежным чувствам, если бы стук во входную дверь и прочий шум и грохот не заставил их по уже сложившейся привычке содрогнуться на самом интересном месте.
— Боже мой! — не смогла сдержать источения волн заливистого смеха Надя. — И здесь начинается то же самое!
— Надеюсь, это не Чипполит! — добавил своих волн немедля Чип — и оба потока вошли в гремучий резонанс.
На их счастье это был действительно не уязвлённый ревнивец с пулемётом наперевес, а долгожданные «Спасатели» вместе со Спарки, весёлою гурьбой вернувшиеся с длительной гулянки по белочкам и их маме.
— Привет, Фокси! — распустил свои широченные объятья Рокфор встречающей их летучей мышке, как будто они видались лишь только в прошлом году. — С Новым годом! С новым счастьем!
— С Новым годом! — безуспешно уклоняясь от поцелуев, отвечала она не без радости о том, что наконец её смена закончена.
— Привет, дорогая! — приложился к ней Дейл и поднял к ней за этим же Вжика.
— Здравствуй ещё раз! — расцеловался с ней Спарки. — Второй раз тебе не удастся меня выставить! — и безотлагательно осведомился: — Где эти?
— Будите, будите! — замахала крыльями Фокси. — Будите его, он спит.
Вся делегация, не раздеваясь, прямо с тазиками салата, прихваченными у белок в обмен на свои, проследовала в комнату капитана, посреди которой нашла его обнимающимся с мышкой, которую нельзя было не принять за Гайку.
— Здрасте! — пробасил первым Роки.
— Здрас-с-сте! Так… — приготовился сходу выступить с речью Спарки.
— Как я мог ошибиться, а? — вдруг перебил его Дейл внезапным приступом раскаяния. — Ведь я никогда не пьянею!
— Да?.. Тихо! — продолжил речь Спарки, пусть это и не очень получалось. — Я рад… м-ня… что ты, Чипушка, и… м-ня… и ты…
— Гая, — подсказал Дейл.
— …И ты, Гая, вот… — собирался дальше с разбегающимися мыслями крыс. — Что мы — твои друзья, что, тасскать, Гая тебя прос…
— Чип, прекрати обниматься, когда с тобой разговаривают! — рассердился Роки.
— Мы не можем перестать, — отвечал бурундук, не разрывая связи. — Мы слишком давно не виделись!
— Мне это совершенно не мешает. Тебя раздражает? Меня — нет, — выстрелил скороговоркой Спарки и принялся дальше подбирать слова усиленной торжественности: — Э-э… Чип, я рад, что Гаечка… мы рады, что Гаечка тебя простила и рады, что ты наконец нашёл Гаю, и мы счастливы, вот, все вместе… Я думаю, что ребята…
— Ребята! Моя Надя приехала! — огорошил всех долго собиравшийся с духом Чип.
В образовавшейся тишине было слышно только звучание крыльев Вжика, да и то быстро оборвавшееся в связи с непреднамеренным падением в тазик с салатом. «Спасатели» дружно протёрли глаза: перед ними действительно была не Гаечка.
— Вы считаете меня легкомысленной? — вкрадчиво спросила Наденька, только сейчас показавши полностью лицо из объятий Чипа.
— Поживём — увидим, — ответила за всех Фокси, и маленькая слёзка не заметно от всех пробежала по её на мгновение просветлевшему лицу.
— Ты чего-нибудь понимаешь? — наклонился Роки к Дейлу.
— Ты мне?
— Ага.
— Мне кажется так, что это не Гая… — вновь включился Спарки и тоже подпихнул Дейла. — А? Ну? Ну что ты замолк-то? Скажи что-нибудь: ты ведь самый сообразительный!
— Ну что я могу сказать? — почесал за ухом тот. — Я могу сказать одно: что один из них — наш Чипий.
— Ребят, друзья мои! — прекратил их сомнения Чип. — Я вам так благодарен, что вы круто изменили мою жизнь! И что судьба забросила меня в Дубну! И что в Дубне есть точно такой же парк, такой же дуб, вот такая штаб-квартира! Иначе я никогда бы не был счастлив!
— Мы никогда не были бы счастливы! — поправила его Надя.
— Иначе мы никогда бы не были счастливы! — повторил Чип.